Вавилонские хроники. Елена Хаецкая

Гимн.

      – Это еще зачем? – спросил я злобясь. На мне были черные трусы до колен и майка.

      – Чтобы ты встал, – добродушно ответствовал Ицхак. – Гимн полагается слушать стоя.

      Я действительно встал. Мурзик подал мне халат, полосатый, с дыркой под мышкой. Я всунулся в халат и обернулся теплыми полами. Мурзик сказал шепотом:

      – Я чаю поставлю.

      – Иди, – раздраженно велел я. – Поставь.

      Мурзик вышел. Он боялся меня гневать. Пока гарантийный срок не выйдет, будет как шелковый. А потом, небось, осмелеет, хамить начнет. Сдать раба обратно на биржу по гарантийке – плевое дело, но когда срок заканчивается, никто за мерзавца больше ответственности не несет. Кроме хозяина, конечно. И продавать его снова – занятие откровенно убыточное. Особенно Мурзика. На нем и так клейма негде ставить.

      Ицхак смотрел на меня и улыбался. В детстве у него были желтые кривые зубы. Теперь же они дивным образом побелели и выпрямились и скалились на меня, как лейб-гвардейцы на параде: ровные и прямые. Металлокерамику себе поставил, подлец.

      – Ну, – сказал я после долгого молчания.

      Ицхак заговорил:

      – Слышь, Баян… Дело такое. Я открываю свою фирму.

      – Профиль? – спросил я.

      – Прогнозы.

      – Слушай, Ицхак, ты хоть и семит, а полный болван. Прогоришь. Здесь же все схвачено. Прогнозами сейчас только ленивый не занимается… Эти лавочки горят только так.

      – Моя не прогорит, – сказал Ицхак уверенно. И я понял, что он что-то знает. На жилу какую-то золотую набрел.

      Он и в детстве таким был. Однажды в третьем классе мы нашли запрятанную кем-то из старшеклассников картинку «Пляжная девочка». Мы подрались и случайно порвали ее. Даже тогда мне досталась тупая морда этой бабы, а Ицхаку – все интересное.

      Ицхак уперся кулаками в табурет и подался вперед. От него так разило одеколоном, что я закашлялся.

      – Прогноз, Баян, – дело тонкое. Знаешь, на чем горят другие?

      – На вранье.

      – На неправильной технологии. Только Оракул держится. Но Оракул, во-первых, находится на государственной дотации и обслуживает интересы государства… Там кое-какие грязные делишки, не хочу сейчас вдаваться. – Он дал мне понять, что ему ведомо очень и очень многое.

      Со своей стороны, я очень удачно выказал полное безразличие к его осведомленности.

      Тут вошел Мурзик и подал чай.

      Я приучил Мурзика сервировать столик на колесиках. Поначалу Мурзик думал, что это забавка такая. Даже кататься пытался, взгромоздив зад на хрупкую мебель. Был вразумлен.

      Ицхак схватил чашку, пролил себе на брюки, но даже не заметил этого.

      – Баян, – проговорил он многозначительно, – слушай… Темпоральная лингвистика…

      Некоторое время Ицхак объяснял мне, что это такое. Я почти не слушал. Так, цеплял краем уха некоторые слова.

      – Память языка прочнее памяти текста… Национальное достояние… Кладезь технических решений древности…

      Наконец он заговорил о деле.

      – Знаешь такую поговорку – «жопой