Изнанка мира. Тимофей Калашников

учреждения – баня, грибные плантации, детский сад, лазарет, столовая – работали по заведенному графику. Даже лозунги, столь любимые прежним секретарем Анатолием Лыковым, продолжали висеть на своих местах, пересекая пространство между колоннами и призывая трудящихся что-то там усилить, укрепить, умножить, да и вообще решительнее ковать победу коммунизма. Вот, вероятно, этим сталинцы и занимались, потому что праздношатающихся людей заметно не было, и только посередине платформы прохаживались два красноармейца.

      – Где у вас тут тюрьма? – Кирилл постарался придать своему голосу солидности.

      – С какой целью интересуешься, боец? – подозрительно сощурился патрульный.

      – Кирилл Зорин, ординарец Сомова. У меня пропуск, мне надо арестованную допросить, – приврать про то, что он был ординарцем, Зорин придумал по дороге сюда, справедливо рассудив, что правда это или нет, никто выяснять не будет, а про то, что он выступал в дуэли как секундант Сомова, знали многие.

      – Следуй за мной, – невозмутимо велел патрульный.

      Шагая в торец платформы, спускаясь вниз по лестницам и углубляясь в служебные переходы, Кирилл не мог побороть дрожь: неужели сейчас он увидит Ирину? Как она? Наверное, испугана, переживает. Надо будет ее как-то успокоить…

      Провожатый остановился перед красноармейцем в шинели и буденовке с нашитой красной звездой. В руках боец сжимал винтовку со штыком, преграждая доступ к двери, обшитой металлом. Неожиданное волнение обуяло Зорина, сердце бешено забилось.

      Кирилл не мог понять, что вдруг с ним произошло, но спина моментально намокла, а материал под мышками прилип к коже. Постаравшись успокоить дыхание, он двинулся вперед.

      – Что надо? – еще на подходе окликнул его часовой.

      – Я на допрос… – ответил Зорин. – К Лыковой.

      – Разрешение на вход! – часовой внимательно посмотрел на юношу.

      Зорин достал записку отца и протянул караульному. Тот развернул бумагу, прочитал и сунул в карман шинели.

      – А-а… – юноша потянулся за рукой красноармейца.

      – Одноразовое, – пояснил тот. – Проходи!

      Первое, что почувствовал Зорин, закрывая за собой дверь, – гнетущая влажная прохлада. И еще чуть уловимый гнилой запах подземной сырости казематов.

      – Вы к кому? – охранник, сидевший за столом напротив входа, пристально посмотрел на Кирилла.

      – К Лыковой, – сухо отозвался юноша.

      Тюремщик опустил глаза. Тетрадные листы приятно зашелестели. Записей в журнале была тьма. Мужчина перевернул страницу. Потом еще, и еще одну. Указательный палец заскользил по фамилиям и порядковым номерам камер.

      – Она только вчера была арестована, – сказал Кирилл, пораженный фарсом, который разыгрывался перед ним.

      – А мне все едино – вчера или позавчера, – пробубнил охранник. – У нас, вишь, заключенные по фамилиям проходят, а фамилии по алфавиту записаны… ага! Нашел. Лыкова И. А., камера номер девять… Идите за мной.

      Красноармеец отошел от стола, поправил связку