Дневник чудотворцев. Агсин Атум

дальше внутрь дома, вдоль всё той же дорожки, Пётр очутился в не менее светлой и ухоженной столовой, одновременно используемой как кухонька, где располагалась только недавно отбеленная печь, натопленная под вечерок. Стол по центру был уже накрыт. Праздничная скатерть с цветочно-яблочными мотивами чудно окаймляла обилие съестного, обещающего весьма душевное чаепитие. Пирожки, блины, мёд в бочонке, червлёное брусничное и лиловое черничное варенья, кедровые орешки, миндальные печенья, душистая шарлотка с пылу с жару, а ещё буханка хлеба, тарелка с икрой, блюдце со сливочным маслом, кувшины с водой, квасом и вишнёвым компотом, были здесь и чаша с жареной форелью, и целая кастрюля пареных раков. Венцом всего этого был сияющий медью и пышущий кипенным парком гордый самовар.

      – Располагайтесь, гости дорогие, – вторил, как и прежде, хозяин чудного жилища, хлопоча на кухонной стороне комнаты и готовясь подать на стол ко всему свежих огурцов и зелени. Сапожковский при этом без всяких пожеланий приятеля чувствовал себя как дома и, сняв свой бежевый жилет и засучив рукава, готовился трапезничать, добавив при этом:

      – Петро, присаживайся! Нужно будет хорошенько подкрепиться.

      Пётр не стал сопротивляться и повиновался словам профессора, принимая гостеприимство некого Фёдора и своё собственное желание отужинать. Омывшись в приготовленном сосуде с чистой прохладной водой, юноша занял место за хозяйским столом, подобно своему наставнику, хотя и несколько шатко и неловко, принимаясь за еду.

      – Борис Борисович, надеюсь, познакомит нас с таинственным путником, – не унимался при этом старый приятель.

      – Ах да, конечно, – будто бы совершенно позабыв, молвил профессор – Фёдор Вильгельмович, разрешите представить вам моего юного помощника Петра Алексеевича Самарина – при этих словах, Петр застенчиво кивнул головой в сторону расплывшегося в сердечной улыбке приятеля Сапожковского, сам же профессор продолжал – Весьма интересный молодой человек, которому предвидится замечательное будущее государственного деятеля и образчика наук. Добросовестный и прилежный студент, думаю, что каждому придётся по душе его особенный художественный почерк.

      – Ах, браво! Нисколько не сомневался в твоих организационных вкусах и предпочтениях, – восхищался Фёдор Вильгельмович – Ты всегда держишь при себе особенные личности и можешь ведь подобрать компанию по душе. Браво же! Браво! Борис Борисович! Пётр Алексеевич! – поклонился каждому тот.

      – Собственно, – продолжил Сапожковский, будто совершенно не обращая внимания на реверансы своего приятеля – К нашим услугам талантливый исследователь, опытный путешественник, картограф, геолог, биолог, художник, член Русского и Берлинского географических обществ, член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской академии наук и почётный член Стокгольмской академии наук, замечательный друг – Фёдор Вильгельмович Кваг!

      – Моё