Куколка. Михаил Широкий

же, в отличие от всё более уходившей вниз и вскоре почти пропавшей из поля зрения земли, напротив, устремилась вверх, приближаясь к огромному мосту, массивная тяжеловесная конструкция которого нависла над рекой, мощной железобетонной дугой вознёсшись над водой и прочно соединяя один берег с другим.

      – Неплохо было бы окунуться, кстати, – нарушил молчание Влад, окидывая взором реку, медленно струившую внизу свои тихие мутноватые воды. – А то что-то жарковато стало к обеду.

      Денис, выведенный этими словами из угрюмой задумчивости, в которой он пребывал после стычки с напарником, также уронил взгляд вниз и, видимо соблазнённый представившейся ему привлекательной картиной, вынужден был согласиться.

      – Ну да, – пробормотал он, кивая. – Я б не отказался.

      – Ну вот и отлично! – качнул головой Влад и, словно только что вспомнив о том, что ему чего-то не хватает, включил музыку. – Тогда щас проедем мост и спустимся к берегу. Я знаю там одну удобную дорожку, по которой можно съехать к речке.

      Денис ещё раз кивнул и обратил взгляд вдаль, на теснившиеся на краю неба, у линии горизонта, кудрявые бурые облачка. Их было совсем немного, и они вроде бы не увеличивались в размерах и никуда не двигались, словно не отваживаясь нарушить безупречную чистоту ясного лазурного небосвода, пронизанного светозарным солнечным сиянием. Однако и не исчезали, прочно закрепившись на своём месте, будто приросшие к нему, и мало-помалу, почти неуловимо для глаза, темнея, плотнея, точно наливаясь свинцом, или, что было ближе к истине, набухая серой дождевой водой.

      – Похоже, будет гроза, – заметил Денис, вдоволь насмотревшись на предвещавшие непогоду далёкие хмурые тучки и переведя взгляд на по-прежнему шедшую немного ввысь дорогу.

      Влад скосил глаза на край горизонта.

      – Ну да, вероятно. Но, думаю, ещё нескоро. Так что времени у нас достаточно. Успеем и искупаться, и… – он сделал неопределённое движение, по-видимому сам ещё не решив, чем намерен заняться после купания.

      Тем более не знал этого Денис, у которого не было в этот момент ни желаний, ни стремлений, ни планов, который, по выражению Влада, просто плыл по течению, не барахтаясь и не сопротивляясь. И понятия не имея, куда оно вынесет его. Ему то и дело приходили в голову мысли о бросившей его девушке. Он гнал их прочь, отмахивался от них, но они являлись снова и снова, осаждали его со всех сторон, и он начинал чувствовать себя в их окружении как в западне, из которой не мог, не имел сил вырваться.

      Но особенно изводили и терзали его даже не они, а не раз озвученные Владом глухие – а порой и не очень глухие, а вполне конкретные – намёки, ясно указывавшие на то, что Денис смутно подозревал, о чём он догадывался, но не решался признаться в этом самому себе. Потому что эта правда пугала его. И он не хотел её знать, отстранялся, прятался от неё, сам осознавая свою трусость, слабость, душевную дряблость, стыдясь этого, но ничего не в состоянии с собой поделать. Это