Осьминог. Саша Шумаков

Поднимая кубик мяса, она задела колокол лягушачьего тела, чуть сдвинула живой труп. Лягушка медленно моргнула и зашевелилась, в последнем усилии забирая передними лапками кверху. Она, вернее то, что от нее осталось, повалилось на бок. Со стороны среза стало видно темную внутренность с мясной окантовкой и овальными сферами отдельных органов.

      Генри закрыл глаза. Он услышал над ухом шепот Марка. Звуки голоса были громкие и шипучие, как аспирин:

      – «Старый пруд

      Прыгнула лягушка в воду

      Слышен всплеск воды».

      В интонации Марка смешивались горечь и ирония.

      – Мацуо Басе… – задумчиво заключил Марк.

      Генри чувствовал, что Марку не по себе. Но как он может думать о хокку, глядя на этот кошмар? В эти минуты Генри был охвачен ненавистью. Как же он ненавидел этих японцев с их уродливой эстетикой жестокости. Ненавидел отца за то, что тот хочет им понравиться, за то, что говорит с ними, как ни в чем ни бывало. Ненавидел эту по-матерински заботливую японку и ее навязчивое внимание. И больше всех – ненавидел Марка.

      Чувствуя бешенство, Генри давил из себя улыбку. Он усилием воли поднял уголки губ вверх. «Пока их не опустили вниз, как этой лягушке» – пронеслось в голове.

      Улыбка, видно, вышла не очень. Марк посмотрел на него испуганно. Генри быстро отвернулся. Напряжение в скулах передалось выше и сообщилось всей голове, как будто лицо заклинило. Голоса за столом стали громче. Не только отец, но и все взрослые были лихорадочно оживлены. После подачи двух блюд икизукури они как будто задышали чаще.

      «Они боятся думать о том, что делают. Боятся смотреть, как у них на глазах угасает жизнь. Низачем. Ради их прихоти». Это озарение разогнало прочие мысли, отрезало Генри от настоящего момента, от других, наделило особой способностью не участвовать в происходящем, даже сидя с ними за одним столом.

      15.

      Некоторое время он сидит неподвижно и смотрит на этих людей. Голос матери в голове выводит его из оцепенения «… приличным считается попробовать все предложенные блюда…». «Ну нет, извини, мам, это уж точно без меня» – Генри начинает судорожно накладывать себе сашими из всех остальных пиал. Тунца, лосося, неизвестную ему желтую рыбу. Даже не обмакнув в соус, он запихивает в рот первый попавшийся кусок и начинает яростно жевать. Рот наполняет тяжелый болотный вкус.

      Взгляд как магнитом притягивает то к деревянной корзине, то к блюду с лягушкой. Рыба в корзине, кажется, успокоилась. Наконец-то ее взгляд выглядит холодным, зрачок не пытается вырваться за свои границы. Умерла.

      Пока рот наполнен едой, Генри не может заставить себя посмотреть на блюдо с лягушкой, но и не смотреть он не может. Он не понимает, мертва она или нет. Он кладет в рот еще один кусок, на этот раз креветку. Снова тот же вкус – болото, и к нему примешивается что-то еще. «Вкус земли», понимает Генри. В детстве он отдыхал в дачном