Настя и кроличья лапка / Остров / Мазок. Три повести. Андрей Кокоулин

мне было совсем плохо? – спросила она и, не дождавшись ответа, продолжила: – Я как-то сама к этому пришла. Помнишь, я неделю на звонки не отвечала?

      Яна кивнула.

      – Отпуск?

      – Ага, отпуск! Это я тебе так сказала. А на самом деле лежала здесь, в квартире, и смотрела в потолок. Ничего есть не могла, килограмма три скинула. Тоже хотела сдохнуть. Ревела, жалела себя, мысленно придурка этого раз двести казнила. Как в «Алисе в стране чудес». Отрубить ему голову!

      – Надо было – яйца, – сказала Яна.

      – Ну, это тоже. А потом, на пятый или шестой день, знаешь, я как-то подумала: разве мне плохо? Нет, понятно, плохо, но есть гораздо больше людей, которым сейчас намного хуже, чем мне. У кого-то умирает ребенок, кто-то умирает сам, кому-то негде жить, кто-то попросту глубоко несчастен, ограблен, избит, убит. Дети в Африке, как скелетики…

      Яна фыркнула.

      – Дети Африки…

      Настя приобняла ее.

      – Я серьезно, Ян. Они там есть, в Африке. И как бы с высоты тех проблем я посмотрела на свою беду. Она оказалась такой крохотной, такой мелкой, такой пустой. Ты жива? – спросила я себя. Жива. У тебя есть руки, ноги и голова? Есть. Крыша над головой, родители? Да. Тогда тебе дано больше, чем многим на этом свете. И ты еще ревешь?

      Ну, случился в твоей жизни некий Бесемеев. Ты можешь это изменить? Нет. Ты уже прожила это, так и оставь это в прошлом. Если не можешь изменить, просто запомни на будущее. Если можешь и хочешь, не реви, а действуй. И, знаешь, поняв это, я выкинула придурка из головы. Где он? Что он? Меня это совершенно не волнует и не беспокоит. Разошлись, как в море корабли.

      – А мне что делать? – спросила Яна.

      – Погоди.

      Настя сходила на кухню, заварила зеленый чай в чашках, принесла их в комнату. Затем пришла очередь бутербродов с сыром.

      – Я думаю, тебе надо определиться, – сказала Настя, поставив блюдце перед подругой.

      – С чем? – невесело спросила Яна.

      – С тем, оставишь ты это в прошлом, или попытаешься исправить сделанное.

      Подруга перевернула ногтем сырный ломтик на бутерброде.

      – Как исправить? В прошлое не вернешься, слова и дурь обратно в голову не затолкаешь. Артем меня на порог…

      Говорила она все тише и тише.

      – Ну-ка! – Настя чуть не грохнула кулаком по столу. – Бери хлеб.

      – Что?

      – Хлеб бери! – повысила голос Настя.

      Яна поймала бутерброд в пальцы.

      – Теперь сверху – ложку меда.

      – Настя…

      – Клади!

      Меда было прихвачено – на кончике ложки, но Яна послушно размазала его по сыру.

      – Теперь кусай.

      – И что?

      – Кусай.

      Яна откусила от бутерброда.

      – Жуй, – сказала Настя.

      Яна со вздохом задвигала челюстями.

      – И пей, – Настя подвинула к подруге чашку.

      – Но ведь об этом должны думать сами жильцы, – проклюнулся вдруг голос из телевизора. – У них есть это право! А когда они, простите меня, начинают кричать, что их обманули, мне хочется посмотреть им в глаза…

      Настя