Лис Абрамович. Алла Лупачева

форточки раскачивались на ветках легкие самодельные бумажные игрушки. А под елкой лежал кулечек с одним зеленым яблоком и любимыми леденцами.

      Юля вздохнула. Память вновь сделала прыжок. Конец сорок второго или начало сорок третьего? Как только снова «открыли Москву», они с мамой вдвоем вернулись домой, в пустую промерзшую квартиру на Полянке – бумажные кресты на окнах, черные занавески, коптящие керосинки на кухне. Юля помнит, как они с мамой возили поленья для бабушкиной печки на чудом уцелевших деревянных детских санках со спинкой. Еще помнит рыбий жир из аптеки, жидкие детсадовские супы «из топора» с редкими волоконцами американской ленд-лизовской тушенки, ненавистную тушеную морковь коричневого цвета, съедобные грибы-шампиньоны, чудом прораставшие через утоптанную землю замоскворецкого двора.

      В памяти сохранились и другие, светлые моменты – первый салют, который она смотрела из окна дома на Патриарших прудах, где жила мамина подруга Дуся. Где-то за домами стреляли, страшно грохотало, дрожали стекла, от страха Юля зажимала ладошками уши, но было очень красиво. А каким вкусным казалось полупрозрачное молочное мороженое в маленьких круглых вафельках, и каким богатством – единственный двухцветный карандаш-долгожитель, толстый, заостренный с обоих концов. А еще – девчачьи «секретики», придуманные просто так, «для красоты». Это было убогое, но очень трогательное воплощение детской тяги к красоте, так необходимой в мрачной атмосфере послевоенных проходных дворов.

      В небольших ямках, выкопанных под окнами первого этажа, где меньше ходили люди, девочки выкладывали секретные картины из своих «сокровищ». Они создавали чудесные композиции из фрагментов старинных чашек с необычным рисунком, осколков зеленого бутылочного стекла, цветных фантиков и фольги от редко достававшихся конфет, мелких диких цветов, ярких журнальных обрывков и пестрых лоскутков ткани. Девочки закрывали их кусками оконного стекла – битое стекло валялось тогда повсюду, и засыпали просеянной руками землей. Потом они сравнивали свои «секретики» и выбирали самый красивый.

      Юля улыбнулась – от таких воспоминаний становилось тепло на душе и немного грустно.

      Или было все это совсем по-другому? Разве она не боялась входить в их темный подъезд, где не было ни одной лампочки на все пять этажей? А жуткие проходные дворы-колодцы, где могли ограбить и даже убить за продуктовые карточки? Но это было «про взрослых». Наверное, чтобы сохранить себя, дети невольно стараются удержать в памяти только лучшее.

      Мама же содрогалась при одном только слове «война». Понимание ее страха пришло много позже и не сразу. Однажды, возвращаясь с мамой из магазина, Юля вдруг увидела на улице «полчеловека». На деревянной подставке, похожей на сиденье табуретки с колесиками, то ли сидело, то ли стояло туловище человека в старенькой телогрейке с деревяшками в посиневших руках, которыми он отталкивался от асфальта. Юля невольно попятилась назад, пытаясь спрятаться за мамину спину.