В ночи. Владислав Баев

полил дождь. Косые струи воды обрушивались на деревья, кусты, землю. Тяжёлые большие капли барабанили по крышам небольших деревенских домиков. Тринадцатилетняя Саша уже засыпала, укутавшись в простыню, летом заменявшую одеяло, отец был на заработках в городе, а мать сидела у окна и молча смотрела на поваленные дождём цветы, различая в темноте лишь их пёструю густую массу. О чём она думала в этот момент: об утреннем возвращении и радушной встрече мужа, о цветах, о дожде, жизни, а может быть, просто сидела и, не размышляя ни о чём, всматривалась в тьму ночи? У дверей выла собака, просясь в дом. Казалось, Ночь всем своим существом наваливается на дом, пытается ветвями деревьев выдавить окна, сгущающейся мглой взломать двери…

      Вой собаки становился всё протяжнее и жалобнее и, смешиваясь с шумом дождя, заронил в душу смутный страх, предубеждение чего-то ужасного и неизбежного.

      Скрипнула открываемая дверь, Саша проснулась и прислушалась. Мать, сжалившись, впустила в дом пса – рослого, мощного ротвейлера. Глаза собаки блестели во тьме. Щёлкнул закрываемый замок. Дождь забарабанил по крыше с ещё большим ожесточением. А Ночь уже проникла в дом и потушила пламя свечи на столе, вселилась в собаку. Ротвейлер зловеще зарычал и набросился на женщину, вцепился зубами ей в горло. Девочка вскрикнула и, выбежав в соседнюю комнату, закрыла на крючок лёгкую фанерную дверь, на которую стала бросаться обезумевшая собака. Дождь не прекращался. Упавший сук яблони разбил окно, и Ночь приблизилась к Саше, окутала её. Девочка вскарабкалась на второй этаж и закрылась там. Фанерная дверь треснула и разлетелась, пропуская остервеневшего пса. Подул сильный ветер. Дом загудел, а дождь не прекращался, Тьма давила на крышу.

      К утру шум дождя стал стихать, ветер ослабел, а темнота поредела. Рассвело. Цветы были прибиты к земле, в саду валялись поломанные сучья деревьев. На железнодорожную станцию пришла первая электричку, скрытая от деревни голубеющим в тумане лесом.

      Саша на всю жизнь запомнила выражение лица отца, поднявшегося к ней наверх с окровавленным топором в руках, а за минуту до этого слышала сначала радостный, а затем жалобный визг ротвейлера.

      2

      Днём Саша ничем не отличалась от своих подруг и сверстниц-десятиклассниц: училась неплохо, почти хорошо, одевалась так же, как и они, любила погулять, пошутить, посмеяться. Вот только домой со всех прогулок она всегда уходила до наступления темноты. Жила Саша уже в городе в семье дяди, имела отдельную комнатку, где ночью всегда горел свет. О смерти матери и отца девочка не любила расспросов, но дядя, конечно, знал, что его брата, бывшего отцом Саше, сбила ночью машина.

      Саша не любила тёмных ночей, не любила дождь и ветер. В ветреные и дождливые дни подолгу не засыпала. В одну из таких ночей брошенный камень разбил окно, и Саша спала в ванной комнате до тех пор, пока не заменили разбитое стекло.

      Да, Саша не любила распространяться о смерти родителей и семилетнего брата, тоже умершего ночью, дождливой ночью, задохнувшегося при приступе астмы; но она часто, особенно по ночам, вспоминала их самих, их лица… живые и после смерти.

      Семья дяди недолюбливала Сашу, но выгнать не решалась, так как все боялись главу семейства, вечно пьющего и сурового, даже немного жестокого, и не перечили ему.

      Но прошло три года. Саша была уже совершеннолетней. Однажды ночью, возвращаясь пьяным домой, дядя опёрся на парапет, явно старый и дряхлый, и вместе с ним упал в реку. Его труп нашли спустя два дня. Дядина семья выгнала Сашу, которая отправилась жить обратно в деревню, уже имея работу в городе.

      3

      Ей было уже двадцать лет. Утром она ездила на электричке на работу в город, а вечером, ещё засветло, возвращалась назад в деревню. Наконец она нашла свою любовь, и любовь была взаимна. Саша ждала ребёнка и свадьбу, уже назначенную на будущую неделю.

      На дворе стояла глубокая тёмная ночь. Шёл дождь. Казалось, что барабанная дробь стучащих по крыше капель отбивает слова:

      – Умри! Умри! Сгинь!..

      Саша беспокойно куталась в одеяло. Ночь давила темнотой на окна и что-то зло шептала снаружи, а дождь тарабанил:

      – Сгинь! Сгинь! Умри!..

      А под полом шуршали и что-то грызли мыши:

      – Смерть! Нет пощады!..

      А капли отбивали:

      – Умри! Сгинь! Умри!..

      И необъятный страх окутывал душу, замирало сердце, и слышались шаги Смерти в ночи, и Ночь требовала:

      – Выйди! Выйди ко мне!

      Упало дерево и оборвало провода электропередач. Свет в доме погас, и темнота стала сочиться через все окна. Саша быстро встала, включила фонарик и зажгла свечи, много свеч, снова осветив дом и, в частности, грязно-багровое пятно, оставшееся семь лет назад, лишний раз напоминая кровавую тайну дома. А на дворе шёл дождь…

      Блеснула молния, громыхнул гром. Дождь ещё усилился. Началась гроза. Вспышки озаряли слабо освещённую комнату и часто-часто чередовались с мглой.

      Кто-то постучал в дверь.

      – Саша, открывай! Это я, Игорь, – услышала будущая мать знакомый голос того, кто должен был стать