Быть или любить. Эдвард Сашко

Пересчитывает – не хватает.

      – Эх, Зоя, Зоя, – сквозь зубы шипит Гриша.

      Зоя готовит ужин, когда к ней в кухню заходит Гриша.

      – Красивое платье, – говорит Гриша, опершись о косяк двери.

      – Красивое, – сияет Зоя.

      – Красивое, значит, дорогое? Где деньги-то взяла, Зой?

      Зоя замирает.

      – Взяла и взяла, какая разница?

      – Как какая разница? Если одолжила, то отдавать-то придётся.

      – Не одолжила, – помешивая салат, отвечает как ни в чём ни бывало Зоя.

      – Точно?

      – Точно.

      – Тогда, мож, взяла у кого? – допытывается Гриша.

      – У кого тут взять? Все ж как ты – кто жадный, а кто и бедный.

      – Зоя, ты мне смотри! – заводится Гриша.

      – Что смотри? Что смотри?

      – Мож, всё ж таки взяла у кого?

      – Да у кого тут взять? У кого? – заводится и Зоя.

      – У меня, например.

      – У тебя что, деньги есть?

      – А может и есть! И брать их не надо, если они положены!

      – На детальки, значит, твои можно, а жене на платье нельзя?

      – Может, не только на детальки! Может, я вещь какую купить хочу! А тут ты лазеешь! Сбережения мои руками трогаешь!

      – Не трогаю! Не трогаю, я беру, что мне положено! Помнишь: и в горе, и в радости, и если на юбилей какой идти – всё пополам!

      – Не говорил поп про юбилей ничего! Чтоб завтра платье сдала и деньги вернула!

      – А не сдам! Не сдам! Что будешь делать? – злится Зоя, отступать ей некуда.

      – Не сдашь? Сам сдам! – Гриша хватает платье, которое лежит тут же, Зоя не прибрала его ещё.

      – Отдай! – хватает платье и Зоя.

      – Пусти! Ишь, придумала у мужа воровать! Дай сюда!

      – Отпусти! – визжит Зоя.

      И тут… платье с оглушительным, как кажется Зое, треском рвётся – ТРРРРРРРР – ВШИХ! У Гриши часть платья в руках. У Зои часть платья в руках. Зоя смотрит на порванное платье огромными глазами.

      – Ну и чурбан ты! – говорит Зоя, бросает в Гришу остатки платья и выбегает, заливаясь слезами. И брошенный в Гришу кусок платья хлещет его посильней, чем если бы Зоя закатила ему оплеуху.

      Весь следующий день Грише не работается. Всё слёзы Зои вспоминает да как платье рвалось – ТРРРРРРРР – ВШИХ! Утром Зоя была молчалива – позавтракала его и пошла на работу. Ни упрекнула, ни отругала – ничего. Даже Валерка над Грошей не особо подтрунивает – слишком уж мрачный он ходит, на вопросы не отвечает. В гараже у Гриши есть сейф, сам сварил – он его полкой с деталями заставил, но отодвинуть там просто. Гриша открывает свой сейф. Бутылка коньяка тут красуется – ждёт своего часа. Но не она его сейчас интересует. Гриша из выдвижного ящичка достает замызганный конверт, проверяет, сколько там купюр… и, задумавшись, тяжело вздыхает.

      Вечером Гриша возвращается домой.

      – Зой, а когда нам к Митровичам-то?

      – В субботу эту, – тихо без настроения отвечает Зоя.

      – А в чём ты пойдёшь?

      – Вон у меня полный шкаф, найду чего, – не отрываясь