Богова делянка. Повесть. Татьяна Шевченко

и от этого казалось, будто они впрямь поют.

      Я подал руку маме, и она, опираясь на меня, по ступенькам спустилась в купель. Петр и святые запели нотой выше, а слова стали ещё более шершавыми и гнутыми, ложились у наших ног тяжкой грудой. Мама зажала пальцами нос и погрузилась в купель с головой.

      Подхватили песню Демьян и служки. Позеленевшие от времени слова метались в зале от стены к стене, усиливаясь, чтобы взлететь к нарисованному солнцу – и к настоящему светилу, заглядывавшему в купель точно через открытое окно.

      Мама вынырнула. Вода вокруг неё засветилась, и отражения задрожали ещё сильнее, будто с неохотой выпускали её. Затем вода потемнела, почти почернела, вспенилась – и перестала отражать.

      Я вдруг понял, что Петр перестал петь и подаёт руку маме.

      – Встань, Магдалина, – сказал он.

      Она тут же поднялась на ноги.

      Я замер, боясь спугнуть чудо, но она правда стояла на ногах. Как будто и не ломала ничего.

      Мама подняла на нас испуганные глаза. Переступила с ноги на ногу, как голубь.

      Первыми засмеялись служки и заулыбался Демьян. «Цыц», – прикрикнул на них Пётр, улыбаясь в бороду.

      – Выходи, Магдалина.

      Мама улыбнулась. Тепло и радостно. Легко выскочила из вязкой жидкости, в которую превратилась вода, закружилась по зале и засмеялась.

      – Если ты перелом вылечил, то и это тоже! – она схватила Петровича за руки и закружилась вокруг него. – Ты смог!

      Петрович старательно скрывал удивление, согласно гудел и улыбался в ответ.

      Мама выздоровела!

      Она тут же побежала получать выписку – и по дороге выкинула эффектные туфли, на которых так эпично навернулась. Не из окна, как обещала, а просто спустилась вниз и швырнула в мусорный ящик. Потом наверняка помчится к хахалю, зависнет у него на неделю, но это пусть. Главное, что здоровая.

      Я отправился в школу. И настроение мне не испортила даже контрольная по истории в форме ЕГЭ на последнем и единственном уроке, на который я попал.

      Говорят, что ЕГЭ – это проще, чем устный экзамен. А я думаю иначе. Когда тебя натаскивают на ЕГЭ, тебя натаскивают на что – то общее для всех. А в устном экзамене ещё пойми, что в голове у препода и что он хочет видеть в твоём выступлении. Не, я так просекать не могу, поэтому лучше уж спокойно сесть и написать, как учили. Но там тоже нужно учить. И не так-то это легко, выучить именно то, что хотят видеть господа в Москве. Особенно если ты – ученик обычной школы и учат тебя не то что спустя рукава – даже пальто не снимая и в класс не заходя.

      Уже протянув историчке лист, я вдруг хлопнул себя по лбу.

      – Елена Николаевна, можно ещё десять минут? Я вспомнил правильные ответы.

      – На ЕГЭ тоже будешь просить? – фыркнула историчка и указала мне на дверь. Молодая, только после института, красивая, и потому вредная.

      Пришлось выйти.

      – Ну и? – спросил меня Алик, который написал раньше и теперь болтался в коридоре, как в проруби. – Как оно, Орешек?