Женщины в ванной. Юлия Миланес

с густой черной полоской.

      «У меня кишки рыбьи под ногтями, – с горечью думает Алия. – Везде проклятая рыба въелась! А Амир на скрипке играет, у него тонкие пальцы».

      Алия подносит к лицу маленькое зеркальце и скалится. Зубы кривые и желтые, некоторых не хватает. На глаза наворачиваются слезы: зубной врач дорого стоит, ей столько не заработать.

      Она выходит из ванной и, оставляя за собой мокрые следы, понуро отправляется в свой угол, который снимает вместе с землячками.

      На полу – надувной матрас, покрытый тряпками. Алия бросается на него, зарывается в подушку и плачет.

      Мыльную кожу стягивает, она покрывается белым налетом. Алия снова идет в ванную и ложится в уже остывшую воду.

      Нужно мыться, пока кожа не размокнет и не станет нежной. Алия зябко поёживается, выливает остатки геля для душа в воду и отбрасывает пустую банку. Снова появляется робкая надежда:

      «Но он же все-таки на меня посмотрел!»

***

      Она уже не помнит своего имени – просто Старуха. Она не помнит, сколько ей лет – просто больше восьмидесяти. Она всегда жила в этой коммуналке, но сейчас в ней никого не знает, потому что все ее ровесники умерли. Вокруг нее – тени.

      Одна из теней выпускает облачко вонючего дыма ей в лицо и кричит:

      – Иди мыться, старуха! Натрясла тут своими панталонами, дышать нечем!

      Талгат хмыкает и снова затягивается марихуаной.

      «Странное это место – питерские коммуналки! Кого только не встретишь, – думает он. – Старая черепаха!»

      – Русские – неряхи! – откликается Шавкат, скручивая траву. – Все их женщины грязные.

      Они вдвоем сняли комнату в этой квартире. Хорошо, что здесь никто не живет, кроме этого ископаемого.

      Старуха топчется в недоумении и послушно направляется в ванную. Она помнит, где ванная. Ее устроили в квартире сразу после перестройки. А она когда-то любила ходить в баню. В этой ванной только сифилис разводить, но у нее есть хозяйственное мыло, против него ни один микроб не устоит.

      Ржавый кран надсадно гудит, когда она включает воду. Тени заглядывают в ванную и скрываются в облаке дыма.

      Старуха непослушными руками накидывает дверную щеколду и принимается раздеваться.

      «Тело уже как студень, – думает она, оглядывая морщинистый живот, кожа на котором висит большими складками.

      – Живее мойся, старуха! – кричат азиаты под дверью, надсадно хохоча. Марихуана начала свое действие.

      Старуха кладет мокрое мыло на край ванны, оно скользит на пол и подворачивается под ногу.

      Она падает: больно, навзничь. В глазах меркнет.

***

      Оля лежит в полузабытьи.

      Этот день закончился, как многие уже прошедшие дни. Муж пришел с работы и потребовал есть, отметив, что у Оли «везде плесень». Еще раньше пришел старший со школы – тоже голодный.

      Спустилась ночь. Малыш, уложенный на всякий пожарный случай с ней, тихо всхлипывает во сне. Муж со старшим спят в соседней комнате.

      «Как же! Они должны отдыхать!» – Оля сбивает простыню во сне.

      Ангина не отступила,