История Петербурга в городском анекдоте. Наум Синдаловский

Сумароков велел тотчас подать ему водки, а Баркову только того и хотелось. Он напился пьян. Выходя, сказал он ему:

      – Александр Петрович, я тебе солгал: первый-то русский стихотворец – я, второй Ломоносов, а ты только третий.

      Сумароков в бешенстве бросился на него, так что Барков едва успел убежать.

      Смерть Баркова до сих пор представляет загадку для его биографов, есть свидетельства, что она не была естественной. Так это или нет, нам неизвестно, но есть последний, уже посмертный анекдот о Баркове, который приоткрывает завесу тайны о последних мгновениях жизни этого одаренного недюжинным талантом и пороками непутевого человека.

      Барков покончил жизнь самоубийством. При нем нашли записку: «Жил грешно и умер смешно».

      Анекдоты о Баркове слагаются до сих пор. Как и в те давние времена, фольклор продолжает эксплуатировать сложившийся в народе негативный образ поэта. Известно, что еще Пушкин искренне ценил талант Баркова и откровенно мечтал о том времени, когда можно будет, не таясь, читать опубликованные в печати стихи поэта. Мы можем гордиться тем, что оправдали ожидания великого русского поэта. Барков стал доступен для широкого читателя. Правда, эта доступность приобретает порой несколько гипертрофированные формы.

      Радость в доме – мальчик впервые заинтересовался поэзией. Так и спросил:

      – Папа, а у нас есть Барков?

      Современником Баркова был поэт Ермил Иванович Костров, поэт одаренный и умный, но приверженный все тем же всероссийским слабостям, погубившим не один подлинный русский талант.

      Однажды Екатерина II пригласила к столу известного чудака и оригинала, большого любителя спиртного поэта Е. И. Кострова.

      Хорошо знакомый со слабостью поэта Шувалов задолго до обеда предупредил Кострова и чуть ли не упросил его быть трезвым и прилично одетым. Однако в назначенный час Костров не явился.

      – Не стыдно ли тебе, Ермил Иванович, – через две недели сказал ему Шувалов, – что ты променял дворец на кабак?

      – Побывайте-ка, Иван Иванович, в кабаке, – отвечал Костров, – право, его не променяете ни на какой дворец.

      – О вкусах не спорят, – ответил Шувалов.

      Смерть Кострова не стала неожиданностью ни для общества, ни для самого поэта. Каким бы ни был диагноз врачей, сам он лучше всех знал причину приближающейся смерти.

      Костров страдал перемежающейся лихорадкою.

      – Странное дело, – заметил он, – пил я, кажется, все горячее, а умираю от озноба.

      В первой половине XIX в. писатели в полном смысле слова завоевали право называться властителями душ. Но вкус к литературе сам по себе не появляется. Его нужно было умело привить с детства, а затем долго, любовно и терпеливо взращивать. В Петербурге с этим небезуспешно справлялись опытные «садовники» в привилегированных военных и штатских учебных заведениях. В Царскосельском лицее, в Пажеском и Кадетском корпусах знание литературы считалась столь же важным элементом