Малуша. Пламя северных вод. Елизавета Дворецкая

вдруг бухнуло совсем над головой, и Малуша вздрогнула.

      Безотчетно она задрала голову, пытаясь увидеть кукушку в березовых ветвях. Но тут случилось нечто, потрясшее ее даже сильнее.

      Ой, не кукуй ты в поле, серая кукушечка!

      Ты лети-ка в дальнюю сторонушку,

      Унеси-ка мое горюшко великое!

      – донесся из-за стены деревьев протяжный женский голос.

      – Что это? – ахнув, Малуша поспешно поднялась на ноги и прижалась к березе, будто от опасности.

      Только сейчас она осознала, как далек от нее весь род человеческий. Вот уже месяца три она не видела и не слышала других людей, кроме Князя-Медведя и Буры-бабы, – да и те не люди в обычном смысле. Она помнила, что на белом свете полно народу, но в мыслях ее они были далеко-далеко, за какой-то непроницаемой стеной. А услышав живой голос так близко, она испугалась, будто рядом заревело чудовище.

      Ой, да как попрошу я тебя, серая кукушечка,

      Ой как ты летаешь этим чистым полюшком,

      Где ни встретишь ты мою удалую головушку,

      Ты раздели-ка мое горюшко великое…

      – У! У! – протяжно выкрикнула невидимая причитальщица.

      – Ух! – ответил ей другой голос, тоже женский. – Ух!

      – Это что? – с вытаращенными глазами Малуша повернулась к Князю-Медведю, который спокойно лежал под березой и даже не шевельнулся. – Русалки?

      Она знала, что русалки издают крики навроде «у!» и «ух!». И сейчас как раз та самая пора, когда они гуляют в рощах и возле полей. Ей случалось в это время бывать с другими девками в рощах под киевским горами, и всегда их предостерегали от русалок. Но ни разу они их не слышали!

      – Ку-ку! – гулко отозвалась невидимая птица, замыкая чародейный круг. – Ку-ку!

      Ты залети-ка на высокую могилушку,

      Разбуди-ка моего родного батюшку…

      – завел уже новый голос, немного в стороне. И теперь уже два других отвечали ему:

      – У! Ух!

      – Это не русалки. Садись, что ты всполошилась? – Князь-Медведь похлопал ладонью по траве. – Здесь Любомирово льнище близко. Лен сеют да лелёкают.

      – Лен сеют? А причитают чего? У них умер кто?

      – Так это лелёкают, говорю же.

      – Чего делают?

      Порой в речи Князя-Медведя и Буры-бабы попадались незнакомые Малуше слова.

      – Лелёкают, – спокойно пояснил Князь-Медведь. – На кукушку голосят. У вас так не делают разве?

      – Нет.

      – Обычай такой. Как услышишь кукушку – значит, из дедов кто проведать прилетел. Тогда заводят лелёканье – кто кого из своих поминает. И без кукушки можно – когда в поле работают, от пахоты до самой осени. А особенно когда с поля домой назад идут. Голосят, дедов окликают, чтобы в работе помогали. Бывают бабы, что красно лелёкают, они на всю волость славятся.

      И, будто подтверждая его рассказ, со стороны невидимого за березами поля летело:

      Распускалася белая березонька!

      У!

      Прилетела