Без ерунды. Диана Ольшанская

Ей было страшно подойти к дежурной медсестре и задать вопрос. Да и как спросить: что с тем Весельчаком, который без ерунды?

      На третий день, как раз когда Она направлялась к медсестре, мысленно формулируя свой вопрос, мимо Нее провезли каталку. На каталке лежал Друг: бледный, тихий, с закрытыми глазами, подпрыгивающий всем телом на неровностях больничного пола.

      – Что с ним? – спросила Она у дежурной, кивая вслед каталке.

      – Метастазы. Бедняга. Намаялся уже…

      – …?

      – Четвертая операция за год.

      – Четвертая?

      – Да… Больная, идите в свою палату, некогда мне! – почему-то рассердилась дежурная – то ли на количество работы, то ли на собственное сочувствие, не принятое в этих стенах.

      Она шла по коридору и думала, но не о Весельчаке, потому что мысли о нем ужасно Ее пугали, а о том, почему их называют «больными». Разве это гуманно?

      В своей палате Она увидела хмурого Врача, который повел Ее в свой кабинет. Глубоко вздохнув, он поправил очки и внимательно посмотрел на свои ухоженные ногти. Пробарабанив пальцами по столу, он глубоко вздохнул.

      – Дело такое. – Врач показал Ей на стул. – Вы садитесь, садитесь. Тут ваши анализы… биопсия показала…

      Он говорил, что удаление матки прошло вполне успешно, но неожиданно для всех у Нее обнаружилось генетическое заболевание печени, которое, к сожалению, уже привело к сложной стадии цирроза, а интоксикация, степень которой превзошла…

      Но дальше Она уже почти не слушала, слова пролетали мимо. Ей казалось, что все это происходит во сне: ведь самое ужасное осталось позади! Ей же вырезали всю ерунду… Она смотрела в окно, где за спиной Врача бесстыжее солнце заливало парк с клумбами пестрых цветов и манило прочь из больничной клетки. «Может, просто улететь? Взять и выпорхнуть отсюда к солнцу? Интересно, что бы сказал на это Друг?». Врач прервал Ее мысли.

      – Вы меня слышите?

      Он поправил очки и снова побарабанил по столу. Она смотрела на него, словно он был за экраном большого старого телевизора, который хотелось выключить.

      – Еще одна ерунда, – ответила Она задумчиво. – Вы же можете ее вырезать…?

      3

      Вот уже почти месяц, как Ей ни с кем не хотелось говорить, особенно после того, как Ее перевели этажом выше, где лежали самые тяжелые больные. Морг для живых, как Она для себя заключила, хоть ни разу в настоящем морге и не была.

      На этом этаже царила тишина – в перерывах между жуткими стонами, а иногда и невыносимыми криками больных. Она так и не вышла из состояния анабиоза, которое накрыло Ее еще в кабинете Врача. Во сне наяву Ей было почти спокойно. Ее осматривали, нажимали тут и там, щупали, взвешивали, обмеряли, что-то писали в истории болезни. Не понимая, к чему именно Ее готовят, она сдавала бесконечные анализы и пробы, изо дня в день ходила из кабинета в кабинет, на какие-то процедуры, стараясь избегать