Энциклопедия коммуникаций и делового общения. Теория и навыки: всё от семантики до журналистики. Андрей Мирошниченко

мысли и слова.

      То, что язык и мышление человека определенным образом связаны между собой, – не вызывает сомнений у ученых. И действительно, ведь свою мысль мы не можем уловить в какой-либо иной форме, кроме как в форме слова, предложения. Язык, как считал известный французский лингвист Г. Гийом – помогает мышлению осуществить перехват самого себя: «Благодаря языку мышление знает, в каком месте своего более или менее замедлившегося круговорота оно находится».1

      Многие лингвисты и психологи считают, что мышления нет без языковой формы и язык – это форма, материальное воплощение мысли. Другие ученые более осторожны в суждениях, они разделяют язык и мышление как самостоятельные, хоть и взаимосвязанные функции человеческого сознания. К примеру, основоположник современной лингвистики швейцарец Фердинанд де Соссюр (1857—1913) отмечал, что мышление, взятое само по себе, похоже на бесформенную массу, где ничто не разграничено, иными словами, его даже вряд ли можно назвать системой. Язык же, наоборот, является структурированной системой, которая позволяет уточнять и формализовать процесс мышления, хаотичного по своей природе (рис.1).

      Иными словами, «живая мысль», реально переживаемая человеком в определенный момент времени, является как продуктом деятельности сознания, так и продуктом бессознательно-психических процессов, протекающих в мозгу человека.

      Человек изучил логическое мышление. Наука логика признала за логическим мышлением стройную форму: понятие, суждение, умозаключение. Но реальный процесс мышления в нашей голове заметно отличается от научной абстракции под названием «логическое мышление». Реальное «живое мышление» – сложный, зачастую алогичный, сознательно-бессознательный (как иногда говорят психологи) процесс, обусловленный ценностями и целями человека, опытом, ситуацией. Физически – это набор импульсов, содержательно – это великая тайна. Этот процесс не имеет логических правил и норм, он бесструктурен и бесформен.

      Но язык как будто специально приспособлен для того, чтобы схватить мысль в нужный момент, остановить в застывшей форме ее безумный полет. И происходит чудо – в этой застывшей форме мысль становится понятной не только самому «хозяину мысли», но и его собеседникам.

      Более того, в форме слова мысль может быть «замороженной» на века. Мы и сейчас получаем послания из прошлого. Древняя надпись на камне является застывшей мыслью, которая много тысячелетий назад зудела в мозгу древнего человека, пока не была схвачена языком. Мы не имеем никакой возможности уловить ту мысль непосредственно. Нейроны мозга, по которым она пробежала, тысячи раз обратились в прах. Но в форме слова эта мысль спустя тысячелетия предстает перед нами во всей своей первозданной наготе – ровно такой, какой она была в момент ее продумывания в голове нашего отдаленного веками предшественника.

      Приспобленность языка улавливать и фиксировать мысль – феномен удивительный.

1

Гийом Г. «Принципы теоретической лингвистики». – М., 1987