Белокурый. Засветло вернуться домой. Илона Якимова

на поле боя и обходительность в парадных залах дворцов, теперь вот и графство. Он был – чисто внешне – мягче, чем Сомерсет, и куда обаятельней, слыл чадолюбцем, однако и детей своих на деле рассматривал только лишь как средство возвышения или досадное препятствие своей воле. Ныне при дворе было двое Дадли, и оба в силе – Джон, граф Уорвик, в Совете короля, и Энтони, адмирал Северных морей. Но де Ноайль в частной беседе с Босуэллом как-то обмолвился, что аппетиты Джона Дадли простираются дальше и выше, затрагивая близость к самой особе короля. Видимо, Уорвик и впрямь копает под Сеймура, если решился приступить к Босуэллу, известному своей несговорчивостью, все с тем же вопросом. Ах, эти несколько незначащих фраз, сказанных с полной сердечностью, выражающих сожаление, что граф Босуэлл не столь явно привлечен к устройству шотландского вопроса, как мог бы, по свойствам крови и характера! С какой стороны начнет пованивать, думал Хепберн тем временем, где тут подветренная? И тотчас стало понятно – оказывается, душку Леннокса старина Аргайл в очередной раз вынес с Бьюта, отжал до границы, не пустил к Дамбартону. Англичанам опять понадобился прежний ключ, бережно хранящийся в спорране графа Босуэлла.

      – Дела таковы, что вам самое время послужить нашему господину, тем более, что вы и подписали присягу – извольте же подтвердить делом.

      – Что было бы угодно Его величеству от меня?

      Но деньги вперед, думал при этом Босуэлл, деньги вперед, о ты, пронырливый сукин сын покойного финансиста.

      – Сдайте замок, граф…

      На лице шотландца отразилось самое искреннее удивление:

      – В Хейлсе хозяйничают ваши люди, чего, собственно, вы теперь-то от меня желаете, милорд?

      – Сдайте Хермитейдж, – отвечал Дадли с улыбкой, крайне обаятельной и оттого вдвойне неприятной.

      Еще одна долгая минута в его жизни, равная нескольким ударам сердца. Кровь Христова, он и забыл, что оно так бьется в нем, так заходится, так замирает временами. Однажды он уже сделал подобный выбор, и к чему это привело, помимо того, что глубоко противен себе самому и по сей день? Коротко, легко вздохнул и сказал, как если бы на конце фразы не могли повиснуть мгновенное обвинение в государственной измене, Тауэр, казнь…