Эрис. Фила всадников. Марат Байпаков

восхищённо глядит на невесту – примирительницу соперничавших родов.

      – Чудо как хороша! Порода бакхиадов видна даже слепцу. Редкой красоты дева! – Воспитатель треплет волосы приёмного сына. – Десяток годов бы скинуть – отбил бы у тебя невесту. Готовься к печали – наши женщины тебя проклянут.

      Неожиданно старик воспитатель хватает себя обеими руками за голову. Снимает венок и разочарованно фыркает. Лицо Полидама принимает горестный вид. Сидящие за столом, числом за двадцать, а с ними и Гермократ с Аристархом вглядываются в глаза предводителя рода.

      – Тьфу! По канонам традиций невеста до свадьбы должна жить с родственниками. Мегисту заберут Ксантиклы. – (Гермократ сжимает зубы до скрежета.) – Да-а! – словно увидев прямо перед собой страшного призрака, шепчет Полидам. – Непростые ждут невесту испытания. Во что мы её, наивную, впутали! И даже не предупредили! О-ох! – Полидам опускает повинную голову.

      – Как бедную девушку примут женщины Ксантиклов? – тут же с тревогой вопрошает безбородый юноша лет семнадцати, сидящий напротив Гермократа. – Они такие же кичливые, как и их мужчины. А традицию нельзя обойти?

      – Там таки-и-ие горгоны водятся! Врата Аида им сторожить! Скольким головы в полисе пооткусывали, и не перечесть. Как обойдёшь традицию? Даже не помышляй о таком, – твёрдо отвечает ему Аристарх и стискивает плечи Гермократа. – Крепись. Затравят. Унизят твою радость.

      – Твоя красавица Мегиста – мудрая дева-бакхиад. Управится с горгонами Ксантиклов! – наигранно уверенно рычит Полидам. Его правое веко нервно подёргивается.

      Глава 4. Приветственная песня и прощальная речь

      Девушка легко касается спящих струн кифары-форминги. Старинная родовая кифара в руках Мегисты сладкозвучно поёт. Грустная мелодия поднимается вверх от жертвенного костра к яркому солнцу. Недолгое вступление тоскующей кифары окончено, песня струн приглушается, исполнительница страстно слагает повествование:

      Десять минуло лет, как покинула дом я!

          Ночью, беглянкой, по воле чужой,

             Я, родной очаг навсегда затушив,

                Милый сердцу Коринф поменяла

                                        на тяготы странствий.

      Те, кто выгнал отца моего

                      по наветам несправедливым,

      Те, кто родины сладкой лишили меня,

                                                  имя богов попирая,

        Спят спокойно в Коринфе, в кровати моей!

            Нету дела подлым до тягот моих на чужбине.

              С полей тучных моих обирают воры

                                                                        мои урожаи.

      Я же, нищая, за деньги песни пою.

         Я же, печальная, за деньги танцую,

             Праздники людям музыкой радости