Смерть предпочитает убивать изнутри: Крах невежества. Артём Валерьевич Савин

кусок арматуры. – Может, попал и сломал звено, а?

      – Знаешь, может ты и прав. Что-то я совсем перенервничал, – выдохнул Митрохин.

      – Расслабься. Я, конечно, понимаю, что там сейчас мутанты обитают. Но мы-то с танком, под защитой, – добавил Федор и запрыгнул на машину. – Давай, поехали уже… Постой, ты видишь? – внезапно прервался он на полуслове и показал пальцем на сидевшую на ветке большую птицу – глухаря. – Ничего себе! Это же мечта охотника, Мишань! Давай его пристрелим и как трофей привезем?

      – Нет, мы не будем лишний раз стрелять и создавать много шума, – отсек идею Михаил.

      – Ну, вот опять, ну елки…

      Глухарь неожиданно взлетел и полетел к танку, а потом сел на дуло возле экипажа и начал пристально рассматривать людей.

      – Миш, ты видел когда-нибудь в своей жизни так близко эту птицу?

      – Нет, Федя, не видел, – ответил Михаил удивленным голосом.

      – О, у меня как раз остался кусочек хлеба, дай ка я его покормлю! – сказал Федя и потянулся в карман комбинезона за хлебом.

      – Федь, ты с ума сошел! Брось эту затею, поехали уже.

      – Да ладно тебе! Я слегка прикормлю эту птичку. И все.

      Фатюхин поднес руку с хлебом к птице под нос. Птица не испугалась, а продолжила так же с любопытством рассматривать танкистов, время от времени посматривая на кусочек хлеба. Внезапно, глухарь схватил кусок, прикусив вместе с ним ладонь руки Фатюхина так, что у него пошла кровь.

      – Ах, ты ж! Чертова птица! – выругался Фатюхин, размахивая руками. Глухарь испугался, взмахнул крыльями и улетел прочь. – Ладно, поехали от сюда! Чертова птица… Ух, блин, как больно-то кусается, – закончил он, зажимая свою руку.

      Танкисты уселись каждый на своём месте и поехали дальше, в Петербург, на место встречи.

      У глухаря была небольшая резаная рана справа под крылом. Дождавшись, пока танкисты уедут, птица увидела на снегу зайца, прыгнула на него и, убив, начала свой пир.

      ***

      Из сна я вышел удивительно легко. Поезд все еще ехал и постепенно подъезжал к столице России. За окном светало, вставало солнце. Иван ожидаемо сидел за столом, облокотившись на него, и сильно грустил. Все было так, как мне и говорил Зорин. Чтобы подбодрить товарища, я начал диалог:

      – Эх, наверное, надо было все-таки сходить да потанцевать на Ваське! – Иван спокойно обернулся на мой голос и взглянул на меня опечаленными глазами. – Встретил бы какую-нибудь симпатичную танцовщицу, потанцевал бы хорошенько, – добавил я с намеком на последнее слово. – Может, и отношения завязались бы.

      – А что ж не сходил-то? – молвил Иван с постепенно поднимающимся настроением.

      – Да не хотел терзаться старыми воспоминаниями. Но пока их не было, это, конечно, было классное времяпрепровождение, – ответил я.

      – Я там однажды веселое приключение словил, – начал говорить Иван с легким смешком и выглядел уже менее грустным, – звание новое получил, загулял.