Ала ад-Дин и повелитель джиннов. Леонид Резников

ртв. Помимо Ала ад-Дина в чреве птицы находились и еще люди, странно одетые и совершенно апатичные ко всему происходящему. Одни лежали, откинувшись на узкие спинки стульев и закрыв глаза; другие глазели в расцвеченную разноцветными фонариками ночь сквозь круглые, затянутые прочным теплым льдом отверстия в боках птицы. Похоже, все они уже смирились со своей участью. И тут погас свет, а птица внезапно словно взбесилась. Издав противный, все нарастающий вопль то ли боли, то ли торжества, она ринулась вперед. Замелькали фонарики, все быстрее и быстрее убегая назад. Несчастного Ала ад-Дина неведомая сила вжала в кресло. Птицу затрясло в припадке безумия. Ее негнущиеся крылья забила мелкая дрожь, и вдруг земля провалилась. Что-то грохнуло, потом еще раз, и птицу повело влево. Крылья начали уменьшаться. Казалось, птица вбирает в них странные широкие перья. Ее тряхнуло – раз, другой. Уши у донельзя перепуганного молодого человека заложило, в груди он ощутил предательский холод, а все его тело сковал липкий страх, хотя, казалось, больше, чем он уже напуган, испугаться просто невозможно. Ала ад-Дин закричал, забился в прочных путах…

      – Сынок, что с тобой? – разорвал жуткий кошмар очень знакомый голос. Этот добрый, полный нежности голос всегда нес его душе ощущение покоя.

      Ала ад-Дин вскочил с постели и огляделся вокруг. Тело его, покрытое холодным потом, била мелкая дрожь. Но брюха страшной птицы уже не было, и фонариков не было, и столбов, озаренных неведомыми яркими светильниками тоже. Не было ничего, был лишь его родной дом, комната, наполненная плотной тьмой и ласкающей слух тишиной. Сквозь покрывало ночи Ала ад-Дину все же удалось разглядеть лицо испуганной матери, державшей его за плечо.

      – О-о, какой кошмар! – пробормотал Ала ад-Дин, отирая непослушной ладонью лицо. – Присниться же такое!

      – Что на этот раз? – вздохнула старая женщина, убирая суховатую горячую ладонь с плеча сына и опускаясь на пол рядом с ним. – Расскажи мне.

      – Вы не поверите, мама! Это была огромная железная птица. Она проглотила много-много людей и собралась куда-то лететь. А еще там была какая-то бесстыжая белая девка.

      – Почему белая? – нахмурилась мать.

      – Да откуда же я знаю, мама! – развел руками Ала ад-Дин.

      – Мда-а!.. Ну, хоть красивая? – тут же заинтересовалась любопытная от природы женщина.

      – Не знаю, разве только ноги, – честно признался Ала ад-Дин, порядком запунцовев при этом, что в темноте осталось незамеченным, и скромно потупил глаза. – Я смотрел на ее голые ноги.

      – О Аллах! Она что, голая была? – испугалась старушка, отшатнувшись от сына.

      – Ну, не то чтобы… На ней была надета жилетка. И еще синий поясной платок. Даже не платок, а платочек. У-узенький такой, – показал руками Ала ад-Дин.

      – Вай мэ! Не показывай на себе, остолоп ты эдакий, – еще привяжется! – перепугалась старушка-мать, воздавая молитву Всевышнему.

      – Ну вот, – как ни в чем не бывало продолжал свой рассказ Ала ад-Дин, – и она – эта девка размахивала руками, будто пораженная джинном безумия и что-то все время говорила, говорила. Но я не понял ни слова. Мне кажется, она предлагала купить какую-то рыжую штуку, похожую на слюнявчик, но никому она не нужна была. А ноги у нее, прости Аллах, совсем и очень даже неприлично лысые, не как у наших женщин, и будто из воска. А блестят, как начищенная таньга.

      – Это нечистая сила, точно тебе говорю! Постой… – встрепенулась старушка. – А откуда это ты про женские ноги знаешь?

      – Ну как же, мама, я это… ну, как бы сказать… – Ала ад-Дин окончательно растерялся, не зная, как выкрутиться. И надо же было такое ляпнуть, да еще матери! – А на базаре рабынь продавали, вот и видел! – нашелся внезапно молодой человек и в душе улыбнулся собственной удачной выдумке.

      – Ах, это, – сразу успокоилась старушка, но в ее сердце зародилось подозрение, что здесь не совсем все чисто. – Жениться тебе надо сынок, потому и девки всякие распутные снятся, к греху тебя подводят.

      – Ну, нет! – повел шеей Ала ад-Дин. – Я еще слишком молод, мама. Не торопите меня.

      – Непутевый ты у меня, – обреченно вздохнула старушка. – Ох, гляди, помутится скоро твой разум. А все из-за этих проклятых книг, чтоб они все провалились! Позавчера тебе снилось, будто ты сидел в какой-то огромной темной зале, а с белой стены на тебя лупились, разговаривали с тобой и скалились злобные ифриты. Вчера на шайтан-арбе мчался куда-то, а сегодня вот в чрево железной птицы угодил. Ох, недоброе чует мое сердце, сынок! Бросил бы ты эти книги, а? Занялся бы сапожным ремеслом как твой отец и жил подобно всем честным людям.

      – Ну уж нет, мама! – Ала ад-Дин почесал бок и сладко зевнул. – Вы хотите, чтобы я всю жизнь чинил всяким оборванцам за медяки их вонючие чувяки и умер в нищете, как мой несчастный отец, да пребудет с ним милость Аллаха!

      – Зато ему не снились никакие железные птицы и распутные девки с восковыми ногами! – парировала старушка. – У него были дом, работа, еда. И еще сын бездельник. О-хо-хо, – удрученно покачала она головой. – О Ала ад-Дин, прошу тебя, – взмолилась мать, воздевая ладони к небу, – возьмись за ум, а?

      – Ох,