Вероятно, Алекс. Дженн Беннет

меня взять трубку, но в его глазах я вижу стопроцентный вызов, будто мы вступили в какое-то состязание и он пытается определить, кто первым сломается.

      – Ну же, давай. Не стесняйся, моя гламурная красавица. Опять эти обидные прозвища? В чем дело? Ну хорошо, сейчас ты у меня попляшешь. Теперь это дело принципа. Я скрещиваю руки на груди и говорю:

      – Нет.

      – Это всего лишь маленькое переговорное устройство, – настаивает он, помахивая у меня перед носом трубкой.

      Я отталкиваю его руку. Ну хорошо, пусть даже отбиваю. Не хочу с ним больше иметь ничего общего. Он меня взбесил.

      Впрочем, не только он меня – я его тоже. Непринужденность медленно сползает с его физиономии и сейчас он на меня тоже явно злится. Если честно, мне плевать. Он не мой начальник и никогда им не будет. На какой-то момент его челюсть съезжает на одну сторону. Потом он наклоняется ко мне ближе и спокойным, надменным голосом говорит:

      – Ты уверена, что обладаешь необходимыми навыками для этой работы? Ведь говорить в микрофон входит в твои профессиональные обязанности.

      – Я…

      Довести до конца свою мысль мне не удается. Меня душит злоба, я совершенно сбита с толку и опять цепенею, как и в тот раз, когда он спросил меня, откуда я приехала. Одна половинка меня подталкивает повернуться и убежать, но другая так и жаждет заехать Портеру кулаком под дых. Но единственное, что я могу, это стоять перед ним, беззвучно открывая и закрывая рот, будто испускающая дух рыбка.

      Портер теряет терпение только через долгих пять секунд. Я вижу, что в какой-то момент он бросает взгляд на ожидающую за нашей спиной толпу, вероятно понимая, что вообще-то ему полагается говорить больше с ними, нежели со мной, и на его лице отражается что-то вроде озадаченности. А может, я это все напридумывала, потому как уже в следующее мгновение оно принимает обычное выражение.

      Портер подносит трубку ко рту.

      – Проверка, – говорит он, и его голос эхом разлетается по пещере зала, – меня зовут Бейли, я из округа Колумбия, где последним писком стало носить туфли от разных пар.

      Некоторые ухмыляются, я опускаю глаза на свои ноги. И к своему ужасу, обнаруживаю, что он прав. На мне действительно туфли одного и того же фасона: одна черная, другая синяя. У меня их три пары разных цветов, а поскольку они маленькие и удобные, я сунула одну из них в багаж. А утром так отчаянно взялась гладить платье, что, не глядя, надела их и вышла из дома. ЧТО ЭТО СО МНОЙ?

      В довершение всего до меня доходит, что Портер отнюдь не пялился на мои ноги – все это время он смотрел лишь на туфли.

      У меня пылают щеки. Мне хочется растаять, превратиться в лужу и скользнуть под вытертый оранжевый ковер. На охранника я не могу даже смотреть, не говоря уже о том, чтобы выдать остроумный ответ. Мозг переключился на автопилот, разум помутился и не может больше фиксировать ничего, кроме гулко раздающегося в ушах биения моего собственного сердца. Я настолько оцепенела, что почти не чувствую облегчения, когда возвращается Пенгборн и меняется