Морпехи против «белых волков» Гитлера. Владимир Першанин

служу, у меня Маркин командир.

      Политрук растерялся. Он смело вел себя в бою, ладил с ребятами, но чувствовал: сейчас все бойцы на стороне упрямого и взъерошенного разведчика.

      – Давай танго, – хрипло сказал Фатеев, кивнув баянисту. – «Утомленное солнце нежно с морем прощалось!» Десант не отступает.

      Много позже Фатеев будет ругать себя за дурацкое упрямство. Стыдиться, что полез на рожон перед Николаем Слободой, который никогда не выпячивал зря свою должность, а в политдонесениях не цеплялся к мелочам и неосторожно сказанным фразам. Видел, что не надо связываться со смазливой и капризной Воробьевой. Вторая попытка закончилась еще хуже.

      Маша Воробьева танцевать со Славой пошла. Угадала по лицу, что парень на взводе. И он не новичок, над которым лишь посмеются, а командир разведки десантного отряда, с которым вести себя надо поосторожнее.

      Но когда Фатеев снова слегка обнял ее, она резко оттолкнула его:

      – Цирк, – скривила губы она. – Вы, товарищ старшина, на голову ниже меня. Мы как два клоуна, неужели не понимаете? И эти ваши рассказы про поповские огороды и плоты на Волге. Что, смеяться прикажете? – И набрав в пухлую грудь воздуха, прошипела, как гусыня: – Не привязывайтесь ко мне больше. Вам же политрук ясно намекнул.

      У Фатеева не хватило духу оттолкнуть девушку, они топтались до конца мелодии, а затем разошлись в разные стороны. Конечно, дело было не в росте, просто Слава ей не понравился, а назойливость вывела из себя.

      Когда отошли покурить, лейтенант Веселков сочувственно сказал:

      – Ничего, найдешь другую подружку.

      Фатеев ничего не ответил и пошел в казарму.

      Другим везло больше. После танцев политрук Слобода пошел прогуляться с Алей Величко. Гуляли недолго, переглянулись и отправились в землянку медиков. Помощница медсестры понятливо убралась, а красивая Аля бессильно шептала, не мешая Николаю раздевать себя:

      – Пропаду я с тобой… ты ведь женатый.

      – Брось об этом, Алечка. Я тебя люблю, а это главное.

      Проходивший мимо фельдшер Рябков услышал стоны, покачал головой и неодобрительно пробормотал:

      – Развлекается политрук, пока жена далеко. Ну-ну…

      И Афанасий Шишкин, расстелив на молодой траве морпеховскую куртку, гладил шершавой ладонью пухлую грудь зенитчицы Иришки и ласково говорил:

      – Вы, как конфетка, сладкая. Так бы и съел.

      Иришка, обмирая от желания, шептала:

      – Не надо меня есть… хорошо с вами, вы такой ласковый.

      Судя по всему, сопротивления с ее стороны не предвиделось.

      – Давай ремешок снимем, – как змей-искуситель, шептал Афанасий.

      – Какой вы быстрый, – вздыхала Иришка.

      Впрочем, ремешок был уже снят, и настала очередь юбки. Иришка делала вид, что не замечает ничего, и бессильно откинулась на спину.

      Даже смурной пулеметчик Гриша Чеховских увел на дальний холм некрасивую рябоватую зенитчицу и деловито докладывал ей:

      – Я парень холостой. К кому сердце