Сага. Тонино Бенаквиста

в этом мире.

      Сами того не заметив, мы с Жеромом увлеклись и устроили ночной мозговой штурм на тему: как прищучить мерзавца, выбить из него деньги и заставить возместить моральный ущерб? Меня это упражнение захватывает даже больше, чем «Сага».

      Предстоит обойти много сценарных рифов: доказательств никаких нет, на стороне этого подонка Голливуд и министр культуры, а Жером пока не может вложить в дело ни гроша.

      Глубокой ночью, не без помощи водки и перебрав кучу идей, одна вздорнее другой, мы в конце концов кое-что нащупали. Перевозбужденный Жером захотел разобрать свои заметки и оформить в виде синопсиса.

      – Это у меня на добрую часть ночи, так что ложись на диване, если не хочешь возвращаться.

      Я отклонил предложение и оставил братишек вдвоем.

      Сегодня у меня появилось чувство, что «Сагу» понесло куда-то не туда. Хотя вроде бы не произошло ничего особенного, что нарушило бы ход наших будней. Похоже, я единственный заметил смену курса.

      День начался довольно банально, мы собрались часам к восьми утра, чтобы исправить кое-какие мелочи в шестнадцатой и семнадцатой сериях. Уже час дня, братья Дюрьец уплетают свою пиццу, но мы с Матильдой предпочитаем пообедать в другом месте. «Хочу сменить обстановку», – говорит она, не осмеливаясь признаться, что от запаха клейкой моццареллы ее мутит. Старик пойти с нами отказывается. Матильда воспринимает это словно бы с облегчением, не понимаю почему.

      В конце концов, я видел Матильду только в четырех стенах конторы, чаще всего уткнувшейся в свой экран, так что мне даже любопытно, на что она похожа в цивильном месте.

      Она идет мелкими быстрыми шажками, как настоящая парижанка, и, не прерывая беседы, внимательно наблюдает за улицей. Сегодня на ней платье оттенка ржавчины, которое прекрасно сочетается с распущенными золотисто-каштановыми волосами, ниспадающими на плечи. Она сама выбрала ресторан, маленькое заведеньице, сохранившее некоторую изысканность, несмотря на треск электрического бильярда. Поскольку раньше мне никогда не доводилось обедать с дамой, сочиняющей любовные романы, стараюсь быть повнимательней в выборе блюд.

      – Я так рада, что мы остались наедине.

      Я в смущении делаю неопределенный жест, изображающий что-то среднее между «благодарю» и «я тоже».

      – Мы можем перейти на «ты», Марко?

      – Разумеется.

      – Забавно называть тебя Марко. Так у меня звали главного героя в «Бессердечном». Удачливый повеса, эдакий «любовник латинос».

      Вчера, прямо посреди работы, когда мы вносили последние штрихи в бурную сцену между Джонасом и Камиллой, разговор вдруг свернул на тему любовных отношений вообще. И Матильда заявила, что сейчас как раз «выздоравливает от любви». Бог свидетель, как мы пытались разузнать об этом побольше. Если учесть, какие диалоги и ситуации она нам выдает, когда речь заходит о делах сердечных или альковных, мне даже подумать страшно, на что она способна, если решила отдаться кому-то душой и телом.

      – «Бессердечный»?