Доктор. Андрей Грек

моя собеседница.

      – Всего лет на двадцать: пустяк…

      – А вы и вправду, Григорий Александрович, выглядите очень молодо. Взгляд у вас совершенно мальчишеский.

      – Что ж, спасибо. Но это всё, Оленька, потому, что в моих глазах отражаетесь вы. А сидела бы здесь какая-нибудь старушка – и я бы с ней рядом казался почти стариком.

      – Так просто? Выходит, всё дело в возрасте собеседника? – поднимала она свои тонкие брови.

      – Конечно. И вообще мы, хирурги, любим всё упрощать. Так же, кстати, как вы – усложнять.

      – То есть мы, терапевты?

      – Ну да, терапевты – и женщины.

      Секунду задумавшись, Ольга кивала:

      – Пожалуй, вы правы. – И вдруг, ни с того, ни с сего, начинала смеяться.

      Смеялась она так легко, заразительно – что было нельзя не смеяться с ней вместе. Аж прослезившись от смеха, она посмотрела таким повлажневшим, признательным взглядом, словно я сделал ей что-то очень хорошее.

      – Вы меня уморили, – вздохнула она измождённо, счастливо. – Давно я так не смеялась…

      Общий смех сразу сделал нас ближе: уже начинало казаться, что я знаю Ольгу давно.

      – Расскажите мне, как вы учились, – просила она, отпивая парящийся чай. – Вы где тогда жили? В общаге?

      – Конечно. Нас жило в комнате семеро, и поэтому уединиться там с девушкой было великой проблемой. Так, бывало, и просишь приятелей: да сходили б вы, черти, в кино!

      – А они?

      – А они говорят: «у нас денег нет», или «нам надо учиться – у нас завтра зачёт…»

      – И что же тогда?

      – Ну, делать нечего: поведёшь сам подружку в кино, или пойдёшь с ней шататься по городу. Я за шесть лет так Энск изучил, что экскурсии мог бы водить.

      – Ну, а как же насчёт… – глаза Ольги становились лукавыми.

      – Насчёт этих глупостей, вы хотите сказать? Да как-то выкручивались. Вы ж понимаете: если двое собрались заняться любовью, то помешать им почти невозможно. Конечно, зимой было трудно: все по подъездам, по лестницам тёрлись. Придёшь утром в общагу, а всё пальто, и штаны, и ботинки в побелке.

      – Представляю, какой у вас был тогда вид! – Ольга опять начинала смеяться. – Нет, я с вами точно умру, – махала она на меня своей тонкой рукой. – Сделайте что-нибудь, доктор, мне плохо!

      И я, помню, подумал: «Раз ты смеёшься легко, то, наверное, плачешь тоже легко. У таких, как ты, лёгких женщин смех и слёзы всегда рядом – ты даже, наверное, можешь смеяться и плакать одновременно…»

      Она вдруг спохватилась:

      – Да что ж я сижу? Мне же надо за дочкой, в садик.

      – У вас уже дочь? – удивился я.

      – Да, ей три года. А чему вы так удивились?

      – Нет, ничему. Просто вы очень молодо выглядите.

      – Что ж, спасибо – и за комплемент, и за чай. У вас здесь очень славно.

      – Вот и заходите почаще.

      – Спасибо, зайду непременно…

      Я встал, чтобы ее проводить. Уже возле двери она обернулась и, прощаясь, легко прикоснулась к моей левой руке.

      – Еще раз спасибо. До встречи, – сказала она.

      Мы