Одна ночь в Венеции. Валерия Вербинина

что ему все опостылело. Проще говоря, месье Дусе разлюбил свое дело.

      Да, разлюбил – не моду как таковую, не искусство создавать красоту, но именно то, что приносило ему доход. Потому что достаточно насмотрелся на родовитых герцогинь, которые вели себя с ним, как обыкновенные базарные хамки. И даже хуже. Ведь любая базарная торговка была бы счастлива, получив от него платье, а эти любые усилия принимали как должное и не ценили ничего. Ему опротивели узколобые мещанки, высокомерные иностранные княгини, капризные актрисы, модные парижские потаскушки, их содержатели, мужья, друзья, любовники, альфонсы. Со всей этой шушерой надо было находить общий язык, подлаживаться под их интересы и нравиться, нравиться, нравиться без конца, иначе клиенты переметнутся к Ворту, к Пакэн, к сестрам Калло, к Редферну… да хотя бы к тому же Полю Пуаре, его бывшему служащему. Дусе почувствовал, что устал, что все ему безмерно надоело.

      Мало-помалу он переложил свои обязанности на помощников, оставаясь во главе дела и осуществляя общее руководство, и теперь посвятил себя тому, что было намного интереснее – коллекционированию предметов искусства и собиранию книг. Что же до моды, то к ней он почти охладел. Месье Дусе правил эскизы своих помощников, но с клиентками встречался редко, ссылаясь на чрезвычайную занятость. Оставалось, впрочем, несколько исключений – женщины, для которых он по-прежнему создавал платья с удовольствием. Одной из таких женщин была баронесса Амалия Корф.

      Амалия всегда интриговала Дусе. За свою карьеру он перевидал немало самых разных людей, но эта блондинка с золотистыми глазами всегда ставила его в тупик. Прежде всего она не принадлежала ни к одной из известных ему категорий. Аристократка по титулу, баронесса не разделяла привычек и убеждений аристократии, и балы, охоты, скачки, званые вечера для нее мало что значили. При всем при этом было известно, к примеру, что она на «ты» не с кем-нибудь, а с вдовствующей императрицей Евгенией – факт, который чрезвычайно удивлял аристократов, знавших жену Наполеона Третьего. Свои платья баронесса Корф всегда оплачивала сама, из чего напрашивался вывод, что она богата. Однако за ней не вырисовывалась тень семейного дела или большого наследства. Злые языки уверяли, что Амалия авантюристка и чуть ли не шпионка, но никто не мог сказать ничего определенного. Женщина явно была умна, и вырывавшиеся у нее замечания показывали, что она хорошо знает жизнь и не обольщается ни на чей счет, но это опять-таки ничего не доказывало.

      В конце концов месье Дусе смирился с тем, что какую бы загадку ни таил в себе этот золотоглазый сфинкс, ему не под силу разгадать ее. Хозяин модного дома и его клиентка разговаривали об искусстве, о театре, о моде, он создавал для баронессы изысканные туалеты, демонстрировал ей свои новые приобретения и несколько раз в год получал приглашения отобедать в ее парижских апартаментах – на правах друга семьи, потому что званых обедов Амалия Корф почти не устраивала. Ему импонировали ее независимость и чувство юмора,