Тростниковая флейта: Первая книга стихов. Александр Цыганков

черты

      На берегах бесстрастной Леты

      Несут вселенские приметы

      Какой-то странной красоты.

      И здесь – что сердцу, что уму

      Не совладать с подкожной дрожью.

      Течёт вода по бездорожью,

      И путь срывается ко дну.

      А над водой струится стриж,

      Взрывая вечность опереньем,

      И в глубине покрыт свеченьем

      Ещё не признанный Париж…

      Но в звук врезается перо

      Едва проклюнувшейся птицы,

      И окрылённые девицы

      Поют про женственность и про

      Того, который под венец

      Шагнул с земного эшафота.

      И муза славила Эрота,

      Когда в бедре запел птенец.

      7.1989

      Страсти по Эгисту

      Старик, похожий на Гомера,

      Глядит в упор на Клитемнестру.

      А Клитемнестра, как гетера,

      Заводит страсти по Эгисту.

      Старик глядит, Гомер похожий.

      И Понт выкручивает пену.

      И Агамемнон, как прохожий,

      С тоскою смотрит на Елену.

      А Клитемнестра в ратном шлеме

      Снимает с юноши накидку.

      Старик заплакал, и в гареме

      Эгист ласкает проститутку.

      Античность, белая, как пена,

      Несёт по площади заколки,

      И полногрудая Елена

      Ломает ногти на прополке.

      Эгист устал, ушли гетеры.

      Гомер похож, но не смеётся.

      Елена – пленница Цереры

      И никому не отдаётся.

      Выходит на берег Цирцея

      И озирает гладь потопа,

      Но ожидает Одиссея

      Под Менелаем Пенелопа.

      И Зевс уже не принимает

      Очередную гекатомбу,

      Он Агамемнону внимает,

      Готовя атомную бомбу.

      Старик уже давно не плачет.

      Гомер врагам отдал Елену.

      И тот, который только зачат,

      Глотает греческую пену.

      1.1990

      Оранжевая кожа апельсина

      Оранжевая кожа апельсина

      Сгорает, словно сброшенное платье.

      И в камерном звучании свеченья

      Лишь сердцем уловимое наречье

      Касается божественного тела.

      И в самом мимолётном поцелуе

      Мы улетим ещё в такие дебри,

      Откуда мы едва ли возвратимся,

      Где солнце покрывается росою

      В серебряном закате новолунья.

      И это называют люди утром.

      Кружится шмель, и птицы начинают

      Скользить среди волшебных клавиш света

      Над кольцами высокого тумана,

      И льётся песнь по впадинам восхода.

      Вот так и постигается пространство,

      Когда на лучезарной колеснице

      Одной мечты и одного желанья

      Мы грезимся в одном и том же небе

      Друг другу, но другими, словно солнце

      Не отражает от земли земное.

      И только свет свечи подобен звукам

      Нежнейшего и трепетного сердца,

      И кожа золотого апельсина

      Сгорает, словно сброшенное платье.

      12.1989