Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия. Сборник

я украл его.

      Вали немало удивился, услыхав мое сознание, и тотчас же созвал свидетелей, удостоверивших, что я точно сознался. Все это случилось в Бабзуваиле. Вали приказал палачу отрубить мне правую руку, и тот отрубил мне ее.

      Кавалерист же сжалился надо мною, и меня не казнили только по его просьбе. Вали оставил нас и проследовал дальше. Народ же продолжал тут толпиться и дал мне выпить вина, а кавалерист отдал мне кошелек, говоря:

      – Ты такой приличный юноша, что тебе не подобает быть вором.

      Я взял от него кошелек и сказал ему следующие стихи:

      Клянусь Аллахом, господин мой добрый,

      Что не был я разбойником, что вором

      Я тоже не был, лучший из людей.

      Решенье злого рока погубило

      Меня и отдало меня во власть

      Забот, тревог и нищеты глубокой.

      Не я, а Бог пустил стрелу из лука,

      Которая на голове моей

      Вмиг раздробила царский мой венец.

      Отдав мне кошелек, кавалерист тоже уехал. Я же прежде всего завернул в тряпку отрубленную руку и положил ее себе за пазуху. Лицо у меня осунулось и щеки побледнели вследствие страданий. Придя в Каах и не помня себя, я бросился на постель. Жена, заметив, как я изменился в лице, сказала мне:

      – Что с тобой? Отчего ты так переменился?

      – У меня голова болит, и мне нездоровится, – отвечал я.

      Услыхав это, она испугалась и, тревожась за меня, сказала:

      – Ах, не терзай ты моего сердца, о мой господин! Сядь! Подними голову и скажи мне, что случилось сегодня с тобой. По твоему лицу я читаю, что что-то произошло.

      – Лучше не говори со мной, – отвечал я.

      Она заплакала.

      – Кажется, что я надоела уже тебе, – сказала она, – так как я вижу, что сегодня ты стал совсем другим.

      Она еще сильнее заплакала и продолжала расспрашивать меня, но я ничего не отвечал, пока не начало смеркаться, и она поставила передо мною ужин, но я не стал есть его из боязни, что она увидит, что я ем левой рукой, и отвечал ей, что я не хочу есть.

      – Ну, скажи мне, – снова начала она просить меня, – что с тобою случилось сегодня, и почему ты такой бледный и расстроенный?

      – Я когда-нибудь расскажу тебе, – отвечал я.

      – Выпей, – сказала она, пододвигая ко мне вино. – Вино подкрепит тебя, и расскажи мне свою историю.

      – Если уж этому суждено быть, – отвечал я, – то дай мне выпить твоими руками.

      Она наполнила чашу и выпила, и затем снова наполнила и подала мне, а я, взяв чашу левой рукой, со слезами на глазах сказал следующие стихи:

      Когда Творец желает человеку,

      Который слухом одарен, и зрением,

      И разумом, путь правый указать,

      Он разум, слух и зренье отшибает

      На время у него для указанья

      Неверности судьбы, затем

      Он возвращает прежний вид ему;

      Должно то испытанье послужить

      Ему уроком для дальнейшей жизни.

      Сказав это, я снова заплакал, а она, услыхав, громко вскрикнула и сказала:

      – О чем ты плачешь? Ты сжигаешь мне