Странные истории. Пу Сунлин

это вот почему: у вас никаких иных недостатков нет, кроме еще не очищенного алчного сердца. А это – тайное средство бессмертных людей. Могу ли я его вам передать?

      – Что за несправедливость! – воскликнул Цзя. – Да разве я жадный человек? Если и рождаются где-то во мне по временам мечты о роскоши, то только оттого, что я беден!

      Посмеялись и разошлись.

      С этих пор стали заходить друг к другу без перерыва, совершенно забывая, кто к кому. Но каждый раз, как Цзя случалось бывать в затруднительном положении, Чжэнь сейчас же доставал кусок какого-то черного камня, дул и наговаривал над ним, потом тер им о черепки и обломки, которые сейчас же превращались в серебро. И он дарил это серебро Цзя, причем только-только, чтобы тому хватало на расходы, – никогда больше, ничего лишнего. Цзя же всегда просил прибавить.

      – Говорил же я, что ты жаден! Ну что это такое? Ну что это такое?

      Цзя был убежден, что если ему говорить открыто, то дело ни за что не удастся, и принял решение воспользоваться его пьяным сном, чтобы украсть камешек и затем предъявлять ему требования. И вот однажды, после того как они напились и легли, Цзя тихонько поднялся и стал шарить в глубине одежды Чжэня. Тот заметил.

      – Ты, скажу тебе теперь по правде, – промолвил он, – погубил свою душу. Нельзя тут жить!

      Простился с ним и ушел; нанял себе другое помещение.

      Прошло этак с год. Цзя гулял как-то на берегу реки; заметил камень, блистающий, весь чистый, необыкновенно напоминающий вещицу студента Чжэня. Подобрал и стал беречь, как драгоценность и сокровище.

      Через несколько дней вдруг к нему пришел Чжэнь с удрученным видом, словно у него случилась какая-то потеря. Цзя выразил ему сочувствие и ласково стал спрашивать.

      – То, что ты видел у меня, помнишь, прежде, – был камень бессмертного для превращения в драгоценный металл. В те давние дни, когда я дружил и странствовал с Баочжэнь-цзы[61], он полюбил меня за твердость и стойкость; подарил мне эту вещь. А я в пьяном виде ее потерял. Погадав тайно, я открыл, что она должна быть у тебя. Если ты сжалишься надо мной, как, помнишь, в истории с «возвращением пояса»[62], то я не посмею забыть о благодарности.

      Цзя засмеялся.

      – Я в своей жизни, – сказал он, – никогда не смел обманывать друга. Действительно, как ты гадал, так и есть! Однако кто, скажи, лучше знал о бедности Гуань Чжуна, как не Бао Шу?..[63] Ну, а ты как поступишь?

      Чжэнь просил разрешения подарить ему сто ланов.

      – Сто ланов? – сказал Цзя… – Не мало! Передай лишь мне твой наговор и дай мне лично попробовать… Отдам без всякой досады!

      Чжэнь выразил опасение, что ему вряд ли можно поверить.

      – Послушай, друг, – сказал на это Цзя, – ты ж ведь святой: разве не знаешь ты, что Цзя не может потерять доверие друга?

      Чжэнь передал ему наговор. Цзя, усмотрев на крыльце большой камень, хотел испробовать на нем, но Чжэнь схватил его за локоть и не давал двинуться вперед. Тогда Цзя подобрал половинку кирпича, положил на булыжник и сказал:

      – Ну,

61

Баочжэнь-цзы – прозвание даоса-алхимика, означающее «Мыслитель, объявший истину».

62

Если ты сжалишься надо мной, как, помнишь, в истории с «возвращением пояса». – Некая женщина, желая задобрить высокопоставленное лицо древности, случайно зашедшее в какой-то храм, оставила там, как бы забыв, три драгоценных пояса. Сановник вернул их ей. Гадатель, обсуждая этот случай, отказался от прорицания и нашел, что тут действуют какие-то тайные, наследственные доблестные силы души.

63

Кто, скажи, лучше знал о бедности Гуань Чжуна, как не Бао Шу. – Гуань Чжун, знаменитый политический мыслитель и деятель VII века до н. э., в молодости своей дружил с Бао Шу, который не сердился на его жадность к деньгам, выражающуюся в обсчитывании, ибо понимал чувства бедного человека. Гуань Чжун говорил, что отец и мать его родили, но понял и знает только Бао Шу.