P.S. Я тебя ненавижу!. Елена Усачева

не получалось. А потом она услышала слова «день рождения», «тусовка» и невольно вышла вперед. Шестое сентября – это же скоро! Алка станет на год старше.

      – Ты про шестое? – заговорила в образовавшуюся паузу. – Уже что-то придумала?

      – Ах, ну да, куда мы без лучшей подруги… – ехидно сощурился Сашка.

      – Мы в парк идем, да? – торопилась Эля.

      Она старалась на него не смотреть. Представляла, что его нет, что это призрак, фантом, что эту мерзкую фигуру дорисовывает ее больное воображение. Но наглое видение лезло в кадр, обретало голос.

      – Маленькие девочки идут в парк, а взрослые занимаются взрослыми делами.

      Эля не слушала. Что ей какой-то там Максимихин? Он явление временное.

      – Алка! Ты можешь остановиться?

      Они замерли. Ничка с Лешкой тоже. Смотрят вопросительно, словно она вдруг заговорила на тайском.

      – Чего ты в него вцепилась? Он не улетит. – Она хотела разъединить их руки, развести на разные стороны улицы, но касаться Максимихина было противно. А ну как он проказой болеет? Еще заразишься…

      – Куда вы идете?

      – В парк. Там можно у озера посидеть, – ответила Ничка и царственно прошествовала дальше, увлекая за собой Дятлова.

      – Я не хочу в парк. У меня времени мало.

      Эля смотрела на Алку, но у той за лето что-то изменилось в лице. Она стала неузнаваема. Там проскакивало непонятное выражение презрения ко всему. Что такого успело произойти за эти чертовы три месяца?

      – Деткам – детское время. Бай-бай! – гнусяво пропел Максимихин и повел Алку прочь.

      Эля, как завороженная, топала следом. Хотелось кричать. Хотелось все вернуть обратно. Потому что Алка была ее. Только ее! Они столько лет вместе! Еще весной на дне рождения Дронова называла ее лучшей подругой!

      – Алка! Я ухожу!

      – Давай! Увидимся в школе!

      Дронова махнула рукой. И снова спина. Быстро, однако, уходит подружка.

      Обида пришла потом. Когда стала вспоминать и этот равнодушный жест, и эти слова. Дроновой все равно? Ей интересней с ними, чем с ней?

      – Почему она так? – рыдала вечером Эля.

      Отец сидел в кресле. Только что был выключен телевизор. Белесое пятно света еще блуждало по экрану, будто просило – не убивайте меня. Закинув ногу на ногу, папа смотрел на это пятно, как будто продолжал видеть всех этих придуманных людей. Папа был вечно отстраненным и равнодушным, лучше, конечно, пойти к маме. Но мамы дома не было. Она стала задерживаться на работе, порой приходя так поздно, что Эля успевала уснуть.

      – Мы же подруги! – всхлипывала Эля.

      – Все в этом мире когда-нибудь проходит, – изрек папа.

      И что он увидел в этом телевизоре?

      – Неправда! – злилась Эля. – Дружба не может проходить! Ты еще скажи, что любовь проходит!

      И тут папа повернулся. Его лицо было напряжено, словно Эля обозвала его дураком.

      – Все проходит, – раздраженно бросил он, вставая.

      Он еще немного постоял, как будто хотел добавить пару резких слов. Эля собралась, ожидая если не удара, так