Жизнь. Кино. Виталий Мельников

завхоз торжественно вручил мне коромысло и два казенных ведра с надписью «щи». Поскольку наш дом к рыбкомбинату отношения не имел, электричества у нас не было, но зато, к моей великой радости, была радиорозетка и наушники. Теперь я мог целыми днями слушать передачи из Москвы и Новосибирска, сводки информбюро, радиоспектакли и все, все, все!

      Произошло еще одно важное событие – к нам пожаловал сам предрик, Валериан Прохорович Чижов. Это, конечно же, был Оверька Чижик, но совершенно преображенный. Он, разумеется, был в кителе, сапогах и фуражке-«сталинке». Он даже отпустил усы, но на Сталина все же не походил, потому что был от природы курносым и белобрысым. Оверька обращался с нами приветливо, но как-то сдержанно. Он не смеялся беспричинно и не размахивал руками, как бывало прежде. Оверька рассказал про наших видоновских родственников. Старик-лошадник Евграф помер, жена Оверьки, трусихинская Августа, теперь стала завмагом в Ханты-Мансийске и «материальное положение нашей семьи, в данный момент, удовлетворительное», – зачем-то добавил он. Австрияк Франц с первых дней войны услан был в спецлагерь, на лесозаготовки, «где ему и следовало быть», – присовокупил Оверька. Уходя, Валериан Прохорович пообещал как-нибудь к нам заглянуть и, между прочим, заметил, что с раскулаченными родственниками нам следует встречаться пореже, а сам он очень занят, потому что идет война и у него много ответственной работы.

      Первого сентября я пришел в школу и познакомился с одноклассниками. Они были, в основном, переростки. Военные передряги и эвакуации прервали учебный процесс. Девочки уже были почти тетями, а мальчики говорили баском. Я выглядел среди них мальчишкой. Первым ко мне подошел тощий носатый парень.

      – Ты москвич? – спросил он.

      Я сказал, что нет.

      – Уже хорошо, – одобрил парень.

      – Почему? – поинтересовался я.

      – Не люблю москвичей! Ты что, не знаешь, как они драпали шестнадцатого октября?

      – Куда? – спросил я.

      – Из Москвы, в сорок первом! Ты и вправду не знаешь? Ты откуда такой прибыл?

      Я сказал, что из деревни Цынгалы.

      – Ссыльный?

      – Нет, мы сами сюда приехали, а ты кто такой? – спросил я.

      – Леонард Тринель! – представился парень, – немец – перец – колбаса – кислая капуста! Заходи как-нибудь, если не боишься.

      – Боюсь? – удивился я.

      – Так ведь я немец!

      Лео жил здесь же, в школе. Для них с матерью и сестрой в конце школьного коридора отгородили комнатку. Мать Лео преподавала немецкий язык. Пока мы шли по этому коридору, Лео рассказывал про наш класс. В нем учились поляки, бессарабские евреи, ссыльные прибалты, нелюбимые Лео москвичи и детдомовские ленинградцы. А недавно на нескольких баржах в Самарово привезли чуть ли не всю калмыцкую республику во главе с верховным советом.

      – Они Гитлеру белого жеребца подарили, – сообщил Лео.

      Я уже слышал историю про белого жеребца.