Поэтики Джойса. Умберто Эко

как саму ткань жизненных событий, психологических превратностей, нравственных отношений, не говоря уже обо всей мировой культуре^(59)[158]. Поэтому эстетика Стивена не сможет быть в полной мере эстетикой «Улисса», и действительно, то, что Джойс заявляет по поводу «Улисса», выходит за четко очерченные пределы философских категорий и культурных предпочтений юного художника.

      Это знает и сам Джойс, и на деле «Портрет» стремится быть не эстетическим манифестом Джойса, но портретом Джойса, которого уже не существует, когда автор заканчивает этот иронический автобиографический отчет и принимается за «Улисса»[159]. В третьей главе этой книги Стивен, прогуливаясь по пляжу, вспомнит собственные юношеские проекты с добродушной усмешкой: «Вспомни свои эпифании на зеленых овальных листах, глубочайше глубокие, копии разослать в случае твоей кончины во все великие библиотеки мира, включая Александрийскую»[160]^[161]. Конечно, многие опорные точки эстетики раннего Джойса остаются в силе, определяя его дальнейшее творчество; но эстетика первых двух книг остается образцовой в другом аспекте, то есть благодаря тому факту, что в них во всей своей полноте предстает конфликт между миром, мыслимым ad mentem divi Тhomae[162], и потребностями современной культуры; конфликт, который будет фатально повторяться в двух дальнейших его произведениях, пусть и в иных формах. Конфликт между традиционным порядком и новым ви́дением мира, конфликт художника, пытающегося придать форму хаосу, в котором он движется, но все время обнаруживает под рукой инструменты старого Порядка, поскольку заменить их другими ему еще не удалось.

      II

      Улисс

      …говорят, что Демиург, желая подражать беспредельности, вечности, безграничности и безвременности высшей Восьмерицы, но не сумев воспроизвести ее постоянство и непреходящесть (ибо и сам он был плодом некоего изъяна), ради этого, вопреки ее вечности, учредил времена, сроки и числовые ряды из многого множества лет, полагая, что посредством этой громады времен он подражает ее безграничности.

Ипполит. Философумены (Опровержение всех ересей), V1.54.1[163]

      Джойс хотел, чтобы «Дублинцы» были «нравственной историей» его страны; та же самая этическая и реалистическая задача вновь обнаруживается и в «Улиссе». Но здесь Ирландия остается лишь в качестве начального такта мелодии: «паралич» ирландской жизни, который в юношеских новеллах представал главным объектом изображения, в «Улиссе» остается лишь одним из отправных данных. Вкусы, типы и характеры дублинской жизни, ухваченные с живостью и мáстерской проницательностью, в развертывании целой повествовательной и живописной гаммы, от комического до патетического, от драматического до гротескного, слияние разнузданного раблезианского комизма с психологической проницательностью и словесной точностью Флобера – все это представляет собою лишь буквальную

158

Об этом нравственном требовании Джойса и о классичности такой поэтики см. [ «Классический нрав»]. London, Chatto & Windus, 1961, особенно главу [ «Искусство и жизнь»].

159

Не　случайно заглавие «Портрета» уточняет, что　это портрет не　художника Стивена (то　есть не　какого-то　определенного художника), но　Художника как　такового, Художника в　целом; это портрет некой культурной ситуации, которую зрелый Джойс признает и　объективирует. Напротив, «Стивенгерой» еще　был автобиографией, и　автор был настолько глубоко в　нее вовлечен, что　дискурс в　ней полон суждений (зачастую пренебрежительных) о　Стивене в　действии, будто　бы для　того, чтобы снять с　себя всякую ответственность. Этой озабоченности во　второй книге уже нет. Материал очищен, критически отстранен.

160

У. Эко цитирует итальянский перевод «Улисса»: Milano, Mondadori, 1960. Р. 59.

161

Здесь приводится (с незначительными изменениями) русский перевод В. А. Хинкиса и С. С. Хоружего: . T. II. С. ; ср.: Ulysses.

162

По учению святого Фомы (лат.).

163

О Валентине и его школе. Греческий оригинал: