Последний русский интеллигент. Повести. Амаяк Павлович Тер-Абрамянц

мимо невзрачных поселков. Если возвращались в темноте, они светились в степи россыпями огней, а некоторые молчаливо темнели, тлея несколькими тусклыми оконцами – туда еще не провели электричество и там пользовались керосиновыми лампами. «А вот еще одна деревня, где нет электричества… а вот еще…» – азартно комментировали наши попутчики хирурги. «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны!»… Советская власть была. Оставалось провести электричество в эти редкие деревни, и наступит всеобщее счастье… И от близости новой эпохи дух перехватывало!

      Иногда мы сворачивали на бахчи, где я впервые увидел лежащие на земле среди листвы полосатые арбузы, желтые длинные дыни, и хотелось урагана, который покатил бы их до Семипалатинска. Рассказывали, был такой ураган, после которого ставшие в одночасье бесплатными арбузы собирали на улицах.

      Однажды мы увидел стоящую на обочине колонну грузовых и легковых машин. Остановились. Вышли. Впереди лежал на боку грузовик. Арбузы, которые он вез, высыпались в придорожный кювет. Говорили, что водитель ехал ночью и задремал, машина съехала с обочины и завалилась. Сам шофер сидел посреди целых и битых арбузов, рубил их ножом и непрерывно поглощал красную мякоть. На вопрос можно ли взять парочку арбузов махнул ножом и, выплюнув семечки, сказал: «А, берите хоть все!»…

      А однажды мы ночевали у лесника. По дороге к леснику взрослые говорили о его подвиге: убил готовую прыгнуть на него рысь. Только вот леса я не увидел, может потому, что приехали мы к леснику уже в темноте. Помню большой деревянный дом, окруженный забором, корыто для скота под навесом, хрюканье свиней и хлевный дух.

      В облике лесника не было ничего выдающегося, к примеру – дремучей бороды или хотя бы усов, которыми, как я почему-то полагал, должны были обладать наряду с почтенным возрастом все лесники – обыкновенный городской внешности мужчина средних лет. Он принес фотоальбом и показал фотографию, где стоял с ружьем, держа в руке пятнистую шкуру убитой рыси.

      Рассказывал, что рысь подстерегала его и он неожиданно ее увидел в развилке дерева, мимо которого должен был пройти, при этом растопырил два пальца, показывая развилку.

      Я был немного разочарован тем, что фотография не запечатлела самый драматический момент. Я верил во всемогущую силу фотографии и кино, в их возможность каким-то таинственным неведомым для меня образом оказываться в нужное время в нужном месте.

      Когда Чапаев на экране строчил из пулемета, мне казалось несомненным, что это и есть тот самый настоящий Чапаев. Когда по экрану мчались басмачи на лошадях или шли танки в атаку, я верил, что это были те самые злодеи-басмачи и я вижу подлинный танковый бой.

      Впервые у меня возникли сомнения в подлинности происходящего на экране при просмотре фильма «Александр Невский»: в те давние времена, как я вдруг сообразил, ни о каком кинорепортаже не могло быть и речи. Скорее всего, это была все же