Невыдуманные рассказы. Сергей Валентинович Рубцов

строго спросил:

      – Чего тебе, малец?

      – Да, вот, дяденька, мне бы соли!

      – Не положено.

      – Так вы, дяденька, не подумайте, я же не запросто так. У меня махорка имеется.

      – Не врёшь? А ну покаж.

      Отец вынул из-за пазухи хранимую пуще живота махорку. Протянул сторожу замызганный холщёвый мешочек.

      – Вот, дяденька, не вру.

      «Дяденька» взял мешочек с драгоценным зельем, растянул края, засунул в него весь свой длинный закопчённый нос, жадно вдохнул, блаженно прикрыв глаза.

      – Ты откуда ж будешь, малый?

      – Так мы тамбовские, Токарёвку знаешь? Как на Грязи ехать. Может, слыхал?

      – Не-а.

      – А Жердевку?

      – Погодь. Это где сахзавод?

      – Ага. Так за Жердевкой, не доезжая Обороны. Вот там, между имя и есть Токарёвка.

      – Ясно. У тебя есть, во что соль-то взять?

      – А как же, мешок есть.

      – Ну, тогда пошли.

      Отец достал из-за пояса грязный картофельный мешок и вприпрыжку поскакал за сторожем. Не отставал, волновался, как бы тот его не наманул. Подошли к бело-серой ледяной горе. Сторож вытащил припрятанный ржавый лом. Ударил раза два и отколол добрый кусман соли. Приподнял, попробовал на вес.

      – С пудика полтора будет!

      – А ещё можно, дяденька?

      – Куда тебе, паря?! Мне не жалко, да ты этот-то, боюсь, не осилишь.

      – Не боись, я жилистый.

      Солнце светило ярко и играло искрами на белоснежных соляных сколах. Сторож помог бате засунуть глыбу в мешок и, указывая на разбитый дом, стоящий в метрах ста от них, сказал:

      – Видишь дом? Так вот немец там был, только дальше его не пустили. Народу тут нашего, паря, легло – страсть страшная! Теперь, помяни моё слово, погоним мы Гитлера до самого Берлина, в рот ему дышло!– Мужик резко ударил левой ладонью по правой руке выше сгиба и выбросил вверх могучий заскорузлый кулак. – А вот это он видел?!

      Дальше он изобразил такую витиеватую фигуру речи, да так мастерски завернул, что отец только рот открыл.

      – Чего рот раззявил! Давай, пособлю. – И сторож помог бате закинуть мешок на плечо.– Пошли, а то, не равён час, начальство нагрянет. Нельзя тебе тут. Да и мне всыплют по первое число. Идём!

      Батя сгибался и мотался из стороны в сторону под тяжестью мешка, но был доволен и не без гордости представлял, как зайдёт в избу и как обрадуется мать, а он, как взрослый, будет рассказывать о путешествии и о том, как ехал туда и обратно, видел разбитые искорёженные немецкие танки и грузовики, как добывал соль. Только не знал, показывать ли ей пистолет и часы, которые он взял у офицера из разбитого немецкого танка.

      Офицер не возражал и даже улыбался. Левый висок его был разворочен. Кисти рук в чёрных кожаных перчатках. В правой руке зажат воронёный парабеллум. В левой блестели круглым бочком часы с цепочкой, обвившей запястье тонкой золотой змейкой. Воздух в кабине был пропитан тошнотворными парами тлена. Отец попытался разжать пальцы, но не смог. Потянул за обе перчатки