Битва за Клин. Василий Карасев

ст. Решетниково и южнее были слышны взрывы, принятые всеми за артиллерийскую канонаду. Реальных сил удержать оборону в районе КРЮКОВО, КОПЫЛОВО в дивизии не было. Сосед 107 СД была абсолютно рассеяна и мелкими группами отходила на восток»[345]. Последнее не во всем соответствовало действительности. Следующим утром немцам пришлось вести бой за Копылово. Хотя сопротивление, оказанное там, было слабым, оно все же было. Во всяком случае, командир 24‐й кавалерийской дивизии принял решение отвести ее на восток и занять оборону у станции Решетниково. Поскольку это удалось выполнить без помех, то понятно, что никакого окружения большей части сил дивизии не было.

      Впоследствии командир дивизии мотивировал свое решение несколько иначе, чем об этом сказано в ЖБД соединения:

      «Приказ на отход дивизия не получила, но основания на отход, я считаю, были достаточными.

      1. Части дивизии не успели занять оборонительного рубежа.

      2. Средств борьбы с танками в дивизии к этому времени почти не было, так как артиллерия отстала в походе, зажигательных бутылок в дивизии не было.

      Бороться с танками пришлось только связками гранат да бронебойными пулями. Это средство борьбы при условии, что бойцы не сидят в окопах и щелях, мало действенно.

      Решение могло быть только одно: в целях сохранения живой силы увести ее в танконедоступные районы»[346].

      Уйдя на восток, «в 20.00 в районе СПАС-ЗАУЛОК командир дивизии был встречен Командармом 30, который поставил ему задачу «двигаться по маршруту: СПАС-ЗАУЛОК, ЯМУГА, выйти за разгран. линии 30 армии и, перейдя к обороне на рубеже северная окраина ЯМУГА, выс. 144.5 прикрыть КЛИН с северного направления» [347].

      Таким образом, действия командования 24‐й кавалерийской дивизии были в некоторой степени санкционированы. Однако это решение обернулось для командира и комиссара снятием с должности и военным трибуналом.

      Уже через два дня по соединениям 30‐й армии был разослан приказ Западного фронта, начинавшийся словами: «Борьба на подступах к Москве вступила в решающую фазу». Отметив части, которые вели героическую борьбу, штаб фронта привел и другие примеры: «Однако, имели место факты нарушения отдельными командирами известного приказа о категорическом, под страхом немедленного расстрела, запрещении отхода с занимаемых позиций. Такой позорный факт допустили командиры и комиссары 17 и 24 кавалерийских дивизий». Поэтому командующий фронтом приказал: «Командиров и комиссаров 17 и 24 кавалерийских дивизий арестовать и предать суду. Командарму 30 провести это в жизнь»[348].

      В отношении 24‐й кавалерийской дивизии это решение довольно быстро было приведено в действие. Командир и комиссар были немедленно сняты с должности, и им оставалось только томиться в ожидании суда. Новый начальник политотдела дивизии А. И. Премилов оставил воспоминания об этом эпизоде. Его рассказ в принципе подтверждает то, что нам известно из документов[349].

345

Там же.

346

ЦАМО РФ. Ф. 3557 (24 кд). Оп. 1. Д. 7. Л. 8.

347

ЦАМО РФ. Ф. 3557 (24 кд). Оп. 1. Д. 5. Л. 14.

348

ЦАМО РФ. Ф. 3484 (21 тбр). Оп. Д. 5. Л. 124.

349

«За столом, обставленным бутылками водки и буханками хлеба, сидел старший батальонный комиссар Саша Сальников, с ним мы вместе учились в Москве на курсах пропагандистов. Он очень обрадовался встрече и сказал: «Вот пью с rоря. Дивизия не выполнила приказа командарма, и мы пойдем с Малюковым под суд ревтрибунала. Если не расстреляют, то докажу, что я не враг советской власти и кровью смою свою вину!». Он рассказал мне, как все было… Сразу после выгрузки в Подмосковье дивизия получила боевую задачу. Подчинялась она сначала 16‐й армии, а потом 30‐й, и получила два приказа почти одновременно. Один командарм ставил задачу на одном направлении, а другой на другом. Последний приказ был получен одновременно с переходом в подчинение 30‐й армии. Не решаясь выполнять тот или иной приказы, они оставили дивизию на месте, и так ее части попали в окружение, вырываясь теперь небольшими группами. Сальников обрадовался, что я назначен начальником политотдела дивизии, и на этом мы расстались. Ему и командиру дали по 10 лет тюремного заключения, но разрешили находиться в действующей армии, чтобы искупить свою вину».

Премипов А. И. Нас не брали в плен. Исповедь политрука / Анатолий Премилов. М.: Яуза: Эксмо. 2010. С. 166–167.

Полковник Г. Ф. Малюков очень быстро восстановил свое положение, проявив героизм в ходе рейда группы Чанчибадзе в середине декабря 1941 г. (Малюков Григорий Федорович, 1898, полковник, к-р 82‐й кд, награжден орденом Красного Знамени. ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 682524. Д. 9. Л. 288).