Только тёмные сердца. Тея Лав

усмехается, когда я прохожу мимо него, сидящего на диване.

      – Что тебя так развеселило?

      Он отрывает глаза от телевизора и смотрит на меня с улыбкой на губах. Мне все еще сложно представить, что это именно тот человек. Точнее, мне верится в это с трудом. Но даже сейчас, когда он фактически зависит от меня, я не могу проявлять неуважение. И даже не знаю, по какой конкретно из двух причин. Наверное, по обеим сразу.

      – Здесь была небольшая потасовка, – объясняет Руффус, все еще посмеиваясь.

      Похоже, недоумение горит в моем взгляде, поэтому он объясняет:

      – Приходила твоя бывшая. Ну и… расчехлила нынешнюю.

      Я готов был услышать все, что угодно. Токийцы следят за мной, латиносы не хотят мира, а Мятежники крутят старую добрую пластинку о мести. Все это чертово дерьмо я разгребу без особых усилий.

      Так что, да. Я готов был услышать что-то из этого. Но не то, что сказал Руффус. Моя жизнь достаточно насыщенна, чтобы обременять себя подобными проблемами. К тому же, мне никогда и не приходилось этого делать. Все было ясно. Я и Молли. Всё. Если у меня есть один человек, я не заморачивался по поводу другого.

      Сейчас все изменилось. Мы разделились. Поэтому фразочка Руффуса меня смутила. Это может означать только одно: Молли была здесь.

      – Когда это было? – спокойно спрашиваю я.

      – Пару часов назад. – Руффус небрежно бросает пульт на диван. Его глаза не отрываются от меня.

      Я бросаю куртку на кресло и в два шага оказываюсь у лестницы.

      – Кто она? – слышу вопрос за своей спиной. – Эта мулатка.

      Замерев на ступеньках, я не сразу оборачиваюсь. Что мне ему ответить? Правда сейчас никому не нужна.

      – Никто.

      Камилла всхлипывает, когда я открываю дверь своей спальни. Она соскакивает с кровати и бросается на мою грудь, словно я спасаю ее от чего-то. Уткнувшись в мою толстовку, она что-то бормочет и прижимается теснее. Мне не остается ничего, лишь только обнять ее одной рукой и дать немного времени на эту сцену. Что могло такого произойти, что она так испугалась?

      Наконец-то я отрываю ее от себя и, наклонившись, смотрю на ее опухшее от слез лицо. Ее сильно вьющиеся волосы едва достают плеч, с них еще капает вода. Боже, надеюсь, Молли не пыталась ее утопить.

      – Она угрожала мне, – говорит Камилла.

      Мне хватает ума не усмехнуться вслух. Я не удивлен.

      – Как именно? – спрашиваю, отойдя от нее.

      Она наблюдает, как я снимаю толстовку, пропахшую потом и кровью. Правая половина моей груди усеяна шрамами. На руках они заметнее, но им нужно время. И это не те шрамы, которые могут подтверждать клише моего образа жизни. Честно признаться, я сам не могу объяснить, зачем свел все татуировки. Просто свел и все.

      – Это больно? – Камилла подходит вплотную и касается шрамов, оставленных лазером.

      – Нет, – отвечаю я, глядя на ее вдруг спокойное лицо. Минуту назад она была в истерике. – Ты не ответила на мой вопрос.

      Она поднимает глаза и смотрит на меня.

      – Сказала, что проткнет