Долго и счастливо…. Елена Виг

Если не глядеть вниз на заставленный машинами двор, то вполне можно представить себя где-то на природе, за городом. Вот за это они и любили свой район: не слишком высокие дома, старые деревья, уютные дворы – с трудом уцелевшие остатки старой урбанистической эпохи, которые, конечно, обрастали монстрами точечной застройки, но пока еще не полностью потеряли человеческий облик.

      – Мне показалось, или ты действительно сегодня какой-то мрачный? – спросил Андрей, раскурив сигарету и убрав зажигалку в карман. – С работой что-то не так?

      Они были друзьями с самого детства, поэтому не имело смысла скрывать что-то друг от друга.

      – Не знаю, брат, что-то муторно мне от этой моей круглой даты. Как будто она какая-то итоговая, что ли.

      – Что за бред? – удивился Андрей. – Возраст Христа, вроде, пережил благополучно, тридцать семь – возраст смерти Пушкина – тоже, так чего тебе теперь-то бояться? Вот уж не думал, что ты подвержен всем этим глупостям!

      – Да я и сам не думал, – почти извиняясь, сказал Денис, – что затоскую от возраста, да и не боюсь я ничего, а просто как-то скучно стало. Вроде, как бежал, бежал и добежал, а зачем все это, и что теперь делать – непонятно.

      – Что раньше делал, то и делай, работай, защити докторскую!

      – Ну, предположим, защищу я ее. Дальше-то что?

      – Станешь уважаемым ученым, повесишь в своем кабинете диплом в рамочке и будешь любоваться.

      – Шутки шутишь, а я серьезно. Вот защищусь, могу даже стать заведующим кафедрой с такой-то степенью. А зачем мне все это?

      – Не знаю, потом можешь академиком стать, если захочешь.

      – Ты сам прекрасно знаешь, что я этого не захочу.

      – А что, было бы красиво. Еще один диплом в рамочке.

      – Ну да, а потом они оба в траурной, и это тоже будет очень красиво.

      – С ума сошел? Ты что в такой день мне про траурные рамки говоришь? Тебе ведь сорок, а не восемьдесят!

      – Может было бы лучше, чтобы было восемьдесят. Тогда бы мне не нужно было думать, что делать в ближайшие десятилетия.

      – Что ты все заладил «что делать, что делать»? Живи, работай, развлекайся, путешествуй, книжки читай. Мало тебе, что ли?

      – Мало.

      – И чего тебе не хватает?

      – А вот и сам не знаю. В чем и беда! Представляешь, соскучился вдруг о той жизни, когда мы были нищими, и у нас было все впереди. Ты помнишь, какими мы были лихими? Как мы работать могли сутками, как мы жен своих любили?

      – Помню.

      Лицо Андрея стало задумчивым, он потушил в пепельнице окурок и тут же достал из пачки новую сигарету.

      – Я много что помню из того времени, что, возможно, и хотел бы забыть…

      – Прости, Андрюш, сказал, не подумав.

      – Да, ладно. Только вот сдается мне, что ты с жиру бесишься. Все у тебя хорошо, и парень прекрасный, и жена отличная. Радуйся!

      – Да я радуюсь… – задумчиво сказал Денис.

      – Вижу