Там, где пехота не пройдет. Александр Власович Головко

управляться. Куда бежать и как обороняться, когда вокруг земной разверзся ад!

      Аэродром. Десятки самолётов. Взлететь, кто порезвее, собирались. Разбег короткий, слишком уж короткий… вонзился «Юнкерс» в танк советский – «Бэмс!». Послышался металла страшный скрежет, взметнулось пламя яростным драконом.

      Вот две машины − всё же ухитрились подняться в воздух, но подвёл манёвр их… и самолёты, словно бы в кошмаре, лоб в лоб столкнулись, и раздался грохот, как фейерверк, над степью рассыпаясь, осколки разлетались далеко.

      Зенитчики оправились, и тут же в упор по нашим танкам стали хлопать. Вот башня танка свечкой загорелась. Танкисты вскоре, как сурки, из люка, откинув крышку, пулей вылетали. Огонь кинжальный двух пришпилил насмерть к броне на миг иглою жгучей, короткою, как ниткою свинцовой. Худой танкист змеёй пополз горящей, от боли сильной корчась, извиваясь, но вскоре в страшной позе успокоясь…

      И всё же наши смяли оборону, противник опрокинут, и с разгону давили танки «хенкелей» фашистских, и «юнкерсов» крушили, увлекаясь, они хрустели смачно, как капуста − домашняя из погреба зимой. Усвоили приём один танкисты: «топтать хвосты стоящих самолетов».

      Плескался языком огонь пожаров, багровым колокольным небосводом звенело у фашистов, как на мессе. Безумие на лицах мёртвых фрицев − таков эффект внезапности имел!

      * * *

      Полста четвёртой танковой бригады с десантом танк ещё один прорвался, он мчался на подмогу первой группе, расстреливал солдат и их пилотов. Немецкие пилоты укрывались между стоящих грудой самолётов. И в панике туда-сюда метались в кальсонах, босиком, в комбинезонах по снегу и кричали: «Main got!»3 Иные же отчаянно сражались, десант наш наседал на них повсюду, стреляли автоматчики с колена, давили танки фрицев на ходу.

      На марше 130-я бригада Тацинскую станицу захватила, уничтожая сходу оборону − расчёт артиллерийских батарей. Машины пробивались краем поля, в кольцо аэродром беря, крушили хвосты и фюзеляжи самолётов. А рота капитана той бригады (фамилия его была Нечаев) себя в бою примерно показала: из строя выводила батареи и до десятка танков грозных «Тигров» оставила на поле догорать. Был ранен тяжело тогда Нечаев, но всё же не бросал с врагом сраженье. Когда его была тридцатьчетверка уже подбита вражеским снарядом, направил танк свой прямо на фашистский в броске, таранив «Тигра» сходу в бок и, будто гладиатор, в том сраженье жизнь на последок дорого отдал…

      Нельзя не вспомнить здесь о героизме, что проявляли жители из местных. Танкистам помогали даже дети, прознавшие о доблестном прорыве.

      Вот к северной окраине Тацинской пробилась группа Мельника Бориса, чей номер на броне − «полста четыре», мелькал он тут и там в пылу сражения.

      Вдруг выскочил навстречу танку мальчик, он сообщил, что рядом за домами противник затаился с батареей, к аэродрому танкам не пройти! Он показал, где прячется охрана. И танки вышли в тыл позиций вражьих, и смяли, словно банки, батареи, к аэродрому выйдя без помех.

      А

3

мой бог! (немецк.)