Самое сильное заклятье. Лайон Спрэг де Камп

По соображениям здоровья, надо полагать? Тогда я понимаю твою похвальную скромность. – Томасус подмигнул.

      Когда они неторопливо шли по Длинной улице к дому Мартина, разговор коснулся бизнеса. Пэдуэй не скрывал своего удовлетворения.

      – Я доволен. Новый перегонный аппарат будет готов на следующей неделе, а медными листами заинтересовался один торговец, отплывающий в Испанию. Правда, сейчас я ожидаю убийства.

      – Убийства?

      – Да. Фритарик и Ганнибал Сципио никак между собой не поладят. Ганнибал, получив в подчинение двух человек, стал еще заносчивее, чем прежде. Он на Фритарике просто верхом ездит.

      – Верхом ездит?

      – Образное выражение, американское. Ганнибал постоянно гоняет Фритарика, подвергает его насмешкам и издевательствам… Между прочим, я готов вернуть тебе долг.

      – Великолепно, мой дорогой Мартинус! Но разве тебе больше не понадобится ссуда?

      – Не уверен, – сказал Пэдуэй, совершенно уверенный, что понадобится. – По правде, я не прочь расширить производство.

      – Замечательная идея! Разумеется, теперь, когда все у тебя идет хорошо, мы поставим отношения на более деловую основу.

      – То есть?

      – То есть увеличим тот смехотворно малый процент до нормального…

      – Ха-ха-ха, – отчеканил Пэдуэй. – Так я и думал. Пойми же: убедившись в надежности помещения денег, процент следует уменьшить.

      – Мартинус! – с болью в голосе воскликнул сириец. – Такова твоя благодарность человеку, который сделал тебе столько хорошего!

      – Не хочешь – не одалживай. Многие банкиры будут рады научиться американской арифметике.

      – Послушай его, Господи!.. Грабеж! Разбой! Я не поддамся! Ну и ступай к другим!..

      Сошлись на десяти процентах. По словам Томасуса, для него это было все равно что вырвать из груди сердце и сжечь его на алтаре дружбы.

      Говоря о предстоящем убийстве, Пэдуэй вовсе не ожидал, что окажется пророком. Поэтому был удивлен не меньше Томасуса, когда, войдя в мастерскую, увидел, как Фритарик и Ганнибал, ощерившись, будто два злющих пса, испепеляют друг друга взглядом. Вошедших ни один из них не заметил.

      – Ты что же этим хочешь сказать, придурок?! – вскричал Ганнибал. – Валяешься тут день-деньской, ленишься на другой бок перевернуться, да еще смеешь делать мне замечания…

      – Я предупреждал, – процедил Фритарик, – если застукаю тебя еще раз, то доложу хозяину. Забыл? Теперь будешь отвечать.

      – Да я перережу тебе глотку! – взревел Ганнибал. Вандал бросил короткое, однако очень едкое замечание о любовных привычках сицилийца. Ганнибал выхватил кинжал и кинулся на Фритарика. Тот хотел уклониться от удара, но острие клинка вонзилось ему в предплечье.

      Едва Ганнибал вновь занес руку, как Пэдуэй вышел из оцепенения. Он бросился вперед, оттащил сицилийца от его соперника и тут же вынужден был драться не на жизнь, а на смерть, чтобы не оказаться зарезанным самому. Ганнибал в бешенстве выкрикивал что-то нечленораздельное, в уголках рта пузырилась пена.

      Потом