Нюрнбергский лабиринт. Максим Шарапов

неудавшейся попытки свести обращение ко мне до снисходительного, Билл несколько раз провоцировал меня двусмысленными вопросами, которые должны были показать всем мою некомпетентность в некоторых деталях, косвенно связанных с моей научной темой. И, правда, я знал не все, о чем он спрашивал. Но тут меня выручало житейское остроумие, прижившееся во мне еще до научной карьеры, и я разворачивал его вопросы против него самого, заставляя всю группу смеяться.

      – Дим, вы не торопитесь?

      Она окликнула меня, когда я уже вышел из университета на улицу.

      – Нет, – остановился я. Мне льстил ее интерес.

      – Тогда хотите, я скажу, что думаю о ваших лекциях?

      – Конечно, – согласился я, надеясь, что ее комплименты не будут слишком приторными.

      – Ваши лекции профессиональны, но очень скучны, – выдохнула она.

      В моем лице, наверное, что-то переменилось, потому что она добавила:

      – Вы же не обижаетесь на правду? – и, не дожидаясь моего ответа, продолжила, – создается впечатление, что вы хорошо знаете, о чем говорите, но вам уже скучно. Ваши мысли уже где-то дальше, поэтому произнесенные слова эмоционально пусты и не трогают. А я слышала, что русские часто побеждают как раз за счет своих эмоций. Хотя я плохо знаю русских, – она, наконец, замолчала.

      Обвинить меня в мелких эмоциях мог только тот, кто меня совсем не знал. Но она была права: то, о чем я говорил на своих занятиях, я давно пережил. Я нервно мотнул головой в сторону и заметил куривших на крыльце университета Билла и двух его приятелей.

      – Вы все-таки обиделись, – выражение ее лица намекнуло на извинения, и тут же сделалось неуловимо хитрым: – Но вы ведь сами попросили высказать мнение о своих лекциях.

      Я совершенно не помнил, чтобы просил ее высказываться о моих занятиях, но мое затянувшееся молчание, наверное, только усиливало ее впечатление о моей эмоциональной тупости. И тогда я сказал:

      – Я на правду стараюсь не обижаться. Это Билл пусть обижается, что ты с ним больше не спишь…

      Ее глаза отшатнулись от меня в глубину:

      – Откуда ты знаешь!?

      – Не важно. Главное, не задохнись сейчас в своих эмоциях, потому что он с большим интересом смотрит на нас.

      Она резко обернулась. Трое парней сделали безразличные лица и о чем-то заговорили.

      – Молодец! – продолжал я разрушать миф о своей тусклой эмоциональности, – ты только что крикнула ему: Эй, а мы говорим о тебе!

      Теперь она стояла передо мной растерянная, с проступившим откуда-то из глубины детским беззащитным лицом. Я чувствовал: еще мгновение, она повернется и уйдет. И тогда я взял ее за руку и повел по улице. Мы свернули в какой-то переулок, где нас уже не могли видеть любопытные студенты, прошли мимо антикварной лавки, книжного магазина, ресторана и я отпустил ее пальцы. Но она не отстранилась, взяла меня под руку и пошла рядом. Наши отношения словно повзрослели за эти двести метров, которые мы прошагали вместе.

      – А знаешь,