Крайний караул. Дмитрий Ильин

Ребятам он тоже нравится, он, как бы сказать-то? Он свой! Вот.

      – Вот, вот! Хватит подшучивать, лучше делу его учите.

      – Все ясно. Я пошел? – поинтересовался Копченый.

      – Да, иди. Начинайте ужинать, сейчас приду тоже.

      – Начальник! Мы тебя ждем! – многозначительно ответил помощник, и офицер понял, что ребята приготовили сюрприз и ему.

      ****

      В освещенном продоле вагонзака, витал запах застарелого табачного дыма. Курить во время пути следования уже давно было нельзя, согласно новому закону, но запах въедавшийся в железные стены годами, остался. Слева, на всем протяжении камерных помещений, ровной линией проходила надежно вмонтированная в пол и потолок мелкоячеистая решетка. Сами камеры разделялись железными перегородками, и имели раздвижные, решетчатые двери с открывающимися небольшими карманами посередине. Из глубины, запертых решеток, Андрея разглядывали осужденные. Кто с ненавистью, кто изучающе, а иные взгляды не выражали ничего кроме тоски и скуки. К взглядам "с той стороны" он уже давно привык, еще тогда, когда ездил в караулы в звании сержанта, и всегда отвечал на них безразличным взглядом. Капитан медленно подошел к часовому, кивнул головой и спросил:

      – Как тут, Труба?

      – Нормально все, начальник. Пассажиры спокойные в этот раз, – ответил молодой, крепкий, большого роста парнишка. Глубоко посаженные глаза лишь на секунду остановились на командире, и сразу продолжили наблюдение за камерами.

      – А без шапки почему?

      – Так зимняя же сейчас, шея устает и голова постоянно чешется, когда носишь долго.

      – Ладно. На обменах не забывай одевать.

      – Да, помню я. Все в порядке будет начальник, – смущенно ответил Труба, посмотрев Андрею в глаза.

      – Старший! Старшииий! – раздалось в глубине одной из камер.

      Начкар подошел к решетчатой перегородке отделяющей осужденных от обычного мира, и спросил глядя в полутьму камеры:

      – Тебе чего?

      – Когда в туалет выводить начнешь? И кипятка бы.

      – Примерно часа через полтора. Терпите. Сызрань пройдем, будет и туалет и кипяток, – ответил твердо Андрей.

      – Старший! Еще вопрос. Можно мы хотя бы одну на четверых покурим? Очень курить хочется, сам ты вроде тоже куришь, наверняка понимаешь нас, – спросил старый, коротко стриженный, худой осужденный, сделав добродушную гримасу. От которой, офицер почувствовал симпатию к заключенному.

      – Черт! Ребята. С вами заберут, со мной не выпустят! – пошутил начкар, взглянул на часового, кивнул на форточку давая понять, что бы он открыл ее, и снова посмотрев через решетку, поднеся палец к губам, добавил:

      – Только тихо, и не все сразу. Поняли?

      Повернувшись в сторону остальных камер, он громко проговорил:

      – Всем понятно? Пятнадцать минут, потом что бы даже дымом не пахло!

      "Да. Понятно. Спасибо старший!" – на разные голоса отозвался сумрак камер вагонзака.

      Еще раз, взглянув на часового, капитан, повторил, обращаясь к подчиненному:

      – Пятнадцать