Дэниел Мартин. Джон Фаулз

что такое ты делаешь?

      Но она молчит. Вдруг переворачивает справочник, смотрит в самый конец, быстро листая страницы; останавливается, вытягивает шею: что-то нашла; радостно ему улыбается:

      – Эврика! Вольф.

      – Вульф?

      – Нет, Вольф, «о» в середине. Как в слове «волк». Одинокий. – Она проводит пальцем по странице – до самого низа. – Ага. Вот. «Эс». Очень гибкая буква. Альтадена-драйв. Понятия не имею, где это.

      – За Пасаденой. И если ты…

      – Умолкни. «Стэнли Дж.». Не годится.

      Она захлопывает справочник, окидывает Дэниела взглядом, как барышник – лошадь сомнительных достоинств, указывает на него пальцем:

      – Саймон. – Складывает руки на груди. – Как в том стишке. Поскольку ты тоже простачок.{17} А «Дж.» можно опустить.

      Он пристально рассматривает ковер на полу.

      – Тебя давно не шлепали по попе?

      – Но ты же не можешь использовать в романе свое собственное имя! Тем более что оно такое скучно-добропорядочное. Кому может понравиться герой по имени Дэниел Мартин?

      Они привыкли пикироваться, часто менять направление разговора, привыкли к словесным ужимкам и прыжкам; но он отвечает мягко:

      – А мне он иногда нравится. В самом деле.

      Она складывает руки на коленях, вся – искренность и невинность:

      – Она просто напрашивается на посвящение. Всего-навсего.

      Он встает с кресла:

      – Она напрашивается на то, чтобы получить по заслугам. Если она сию же минуту не окажется в постели, завтра на съемках ее ждет хороший нагоняй за темные круги под глазами.

      За ее спиной вдруг резко звонит телефон; оба вздрагивают от неожиданности. Дженни, все еще не поднявшись с колен, сияет от удовольствия:

      – Я сама поговорю с мистером Вольфом или ты возьмешь трубку?

      Он направляется к двери:

      – Оставь. Может, это псих какой-нибудь.

      Но она произносит его имя, теперь уже серьезным тоном, не поддразнивая; его предположение вызвало у нее чуть ощутимое чувство страха. Он останавливается, стоит вполоборота, глядя на ее темно-синюю спину; она поворачивается к столику, берет телефонную трубку цвета слоновой кости. Он ждет; слышит, как она произносит официальным тоном:

      – Да, он здесь. Я его сейчас позову. – И протягивает ему трубку, снова закусив губу, чтобы не рассмеяться. – Международный. Из Англии. Перевели вызов на мой телефон.

      – Кто вызывает?

      – Телефонистка не сказала.

      Глубоко вздохнув, он возвращается к ней: она уже поднялась с колен; он резко берет, почти вырывает из ее руки трубку. Она отворачивается, отходит к окну. Он называет свое имя, ждет у телефона, не сводя взгляда с профиля девушки у окна. Она поднимает руки, потягивается, словно только что проснулась, распускает волосы по плечам; знает, что он наблюдает за ней; не может удержаться – улыбка по-прежнему играет на ее губах.

      – Я не стал бы на твоем месте так волноваться. Сто против одного, что какому-то идиоту репортеру с Флит-стрит просто не хватило материала для очередной сплетни.

      – А может, это моя

17

Саймон……Как в том стишке. Поскольку ты тоже простачок. – Имеется в виду детский стишок «Саймон, Саймон, простачок…» («Simple Simon met a pieman…»)