Русская инфинитивная поэзия XVIII–XX веков. Антология. Отсутствует

потенциал любви как орудия размножения. Яркий пример – «Весна» Багрицкого (№ 330):

      Уже, окунувшийся В масло по локоть, Рычаг начинает Акать и окать <…> Приклеены к стеклам Влюбленные пары, – Звенит палисандр Дачной гитары: – Ах! Вам не хотится ль Под ручку пройтиться ? <…> Мне любы традиции Жадной игры: Гнездовья, берлоги, Метанье икры… Но я – человек, Я – не зверь и не птица; Мне тоже хотится Под ручку пройтиться; С площадки нырнуть <…> В  набитое звездами Решето … Обрызгать молоками Щучью икру; Гоняться за рыбой <…> Чтоб, волком трубя <…> Далекую течку Ноздрями ощупать <…> Кружиться над птицей, Сигать кожаном И бродить за волчицей, Нырять, подползать И бросаться в угон, – Чтоб на сто процентов Исполнить закон <…> И поезд, крутящийся В мокрой траве, – Чудовищный вьюн С фонарем в голове!.. <…> И поезд от похоти Воет и злится: <…> Хотится! Хотится!

      Мотив Под ручку пройтиться восходит к известному инфинитивному стихотворению Северянина («Еще не значит быть изменником…»; 1914; № 242), но приняв, в отличие от ряда пародистов, его смежностный сексуальный напор всерьез, Багрицкий развертывает его в картину тотального эротизма. Миметическое заражение начинается с зависти к влюбленным парам в вагоне (Мне тоже хотится) и приводит к длинной серии метаморфоз субъекта-человека в «Другого», каковым он по определению не является (Я – не зверь и не птица). Субъект мысленно (хотится – это, в сущности, сниженный до элементарной похоти вариант хомяковского Хотел бы я) превращается в рыбу, птицу, кожана (летучую мышь), волка… Метаморфозам, как обычно, предшествует интенсивная, т. е. гиперболическая, смежностная устремленность: от под ручку пройтиться субъект переходит к нырнуть в звездное небо, а далее следуют уже непосредственно сексуальные инфинитивные контакты – копии природных (обрызгивание икры молокой и др.). Картина замыкается перебрасыванием эротической тропики на сюжетную рамку – на поезд, представляющий, к тому же, в дополнение к миру человеческих отношений и миру природы, мир индустрии. Эта финальная метафора («похотливый поезд – чудовищный вьюн с фонарем в голове») подготовлена в начале текста эротизированным образом рычага (который начинает Акать и окать). К проведению темы через все возможное разное предрасполагает задача довести присущий любовной теме гиперболизм до логического предела – объявления его законом природы (Чтоб на сто процентов Исполнить закон).

      Тот же глубинный принцип – сочетать минималистскую однонаправленность любовного тяготения с многоадресностью протеической экспансии – организует тропику внешне непохожего стихотворения Седаковой «Неужели и мы, как все, как все…» (1986):

      Неужели и мы, как все, / как все  / расстанемся? <…> Не меньше, чем ивы вырастать у воды , / не меньше, чем воды  / следовать за магнитом звезды , / и чем