О странностях любви… (сборник). Отсутствует

раскоряку. Дурное слово, но теперь мне не до слова… Итак, я познакомился с нею. Случилось это очень просто; я шел. Она шла (я вовсе не волокита, то есть не был волокитою, потому что я теперь с деревяшкою)… Не знаю, что-то меня толкнуло, и я заговорил. Прежде всего, конечно, о том, что я вовсе не из тех наглецов и т. д.; потом о том, какие у меня чистые намерения, и пр. и пр. Моя добродушная физиономия (на которой теперь толстая складка повыше переносья, очень мрачная складка) успокоила девушку. Я проводил ее до Галерной улицы и до самого дома, где она жила. Она возвращалась от своей старой бабушки, жившей у Летнего сада, к которой она каждый вечер ходила читать романы. Бедная бабушка была слепа!

      Теперь бабушка умерла. В этом году умерло так много и не старых бабушек. Мог умереть и я, и даже очень мог, уверяю вас. Но я выдержал.

      Господа, сколько горя может выдержать человек? Вы не знаете? И я тоже не знаю.

      Очень хорошо. Маша приказала мне быть героем, и потому мне нужно было ехать в армию.

      Времена крестовых походов прошли; рыцари исчезли. Но если любимая девушка скажет вам: «это кольцо я!» и бросит его в огонь пожара, ну, хоть самого большого пожара, положим Фейгинской мельницы (как это было давно!), – разве вы не броситесь, чтобы его достать? – «Ах, какой он странный, конечно нет, – отвечаете вы: – конечно нет! Я отправлюсь к Буду и куплю ей новое в десять раз дороже». И она скажет, что она теперь уже не то, а это, дорогое кольцо? Никогда не поверю. Впрочем, я не вашего закона, читатель.

      Быть может, та женщина, которая вам нравится, и сделает так. Вы ведь, наверное, владелец многих сотен акций и, может быть, даже член «Грегер и Ко». Вы даже в Бухарест выписываете «Стрекозу» для развлечения. Помните, быть может, в детстве вам случалось наблюдать бабочку, налетевшую на огонь?

      Вы тогда тоже развлекались. Бабочка трепетала, лежа на спине и махая коротенькими опаленными крыльями. Вы находили это интересным; потом бабочка надоедала вам, и вы давили ее пальцем. Бедное созданьице перестало страдать. Ах, благосклонный читатель! Если бы вы могли придавить пальцем и меня, чтобы и я перестал страдать! Она была странная девушка. Когда объявили войну, она несколько дней ходила мрачная, молчаливая, я ничем не мог развлечь ее.

      – Послушайте, – сказала она мне однажды: – вы честный человек?

      – Могу допустить это, – отвечал я.

      – Честные люди делом подтверждают свои слова. Вы были за войну: вы должны драться.

      Она хмурила брови и крепко жала мою руку своею маленькой ручкой.

      Я смотрел на Машу и серьезно сказал ей:

      – Да!

      – Когда вы вернетесь, я буду вашей женой, – говорила она мне на дебаркадере. – Вернитесь!

      Слезы душили меня, я чуть не разрыдался. Но я был тверд и нашел силы ответить Маше:

      – Помните, Маша, честные люди…

      – Делом подтверждают свои слова, – докончила она фразу.

      Я прижал ее последний раз к сердцу и бросился в вагон.

      Я пошел драться из-за Маши, но я честно исполнил