О странностях любви… (сборник). Отсутствует

лежал на диване, устремив глаза в потолок и заложив руки под затылок, когда Вернер взошел в мою комнату. Он сел в кресла, поставил трость в угол, зевнул и объявил, что на дворе становится жарко. Я отвечал, что меня беспокоят мухи, – и мы оба замолчали.

      – Заметьте, любезный доктор, – сказал я, – что без дураков было бы на свете очень скучно!.. Посмотрите, вот нас двое умных людей; мы знаем заране, что обо всем можно спорить до бесконечности, и потому не спорим; мы знаем почти все сокровенные мысли друг друга; одно слово – для нас целая история; видим зерно каждого нашего чувства сквозь тройную оболочку. Печальное нам смешно, смешное грустно, а вообще, по правде, мы ко всему довольно равнодушны, кроме самих себя. Итак, размена чувств и мыслей между нами не может быть: мы знаем один о другом все, что хотим знать, и знать больше не хотим. Остается одно средство: рассказывать новости. Скажите же мне какую-нибудь новость.

      Утомленный долгой речью, я закрыл глаза и зевнул…

      Он отвечал подумавши:

      – В вашей галиматье, однако ж, есть идея.

      – Две! – отвечал я.

      – Скажите мне одну, я вам скажу другую.

      – Хорошо, начинайте! – сказал я, продолжая рассматривать потолок и внутренно улыбаясь.

      – Вам хочется знать какие-нибудь подробности насчет кого-нибудь из приехавших на воды, и я уж догадываюсь, о ком вы это заботитесь, потому что об вас там уже спрашивали.

      – Доктор! решительно нам нельзя разговаривать: мы читаем в душе друг друга.

      – Теперь другая…

      – Другая идея вот: мне хотелось вас заставить рассказать что-нибудь; во-первых, потому, что такие умные люди, как вы, лучше любят слушателей, чем рассказчиков. Теперь к делу: что вам сказала княгиня Лиговская обо мне?

      – Вы очень уверены, что это княгиня… а не княжна?..

      – Совершенно убежден.

      – Почему?

      – Потому что княжна спрашивала об Грушницком.

      – У вас большой дар соображения. Княжна сказала, что она уверена, что этот молодой человек в солдатской шинели разжалован в солдаты за дуэль.

      – Надеюсь, вы ее оставили в этом приятном заблуждении…

      – Разумеется.

      – Завязка есть! – закричал я в восхищении. – Об развязке этой комедии мы похлопочем. Явно судьба заботится о том, чтоб мне не было скучно.

      – Я предчувствую, – сказал доктор, – что бедный Грушницкий будет вашей жертвой…

      – Дальше, доктор…

      – Княгиня сказала, что ваше лицо ей знакомо. Я ей заметил, что, верно, она вас встречала в Петербурге, где-нибудь в свете… я сказал ваше имя… Оно было ей известно. Кажется, ваша история там наделала много шума… Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским сплетням свои замечания… Дочка слушала с любопытством. В ее воображении вы сделались героем романа в новом вкусе… Я не противоречил княгине, хотя знал, что она говорит вздор.

      – Достойный друг! – сказал я, протянув