Конец Пиона. Александр Леонидович Аввакумов

два драгоценных камня. Стоило Александру пошевелиться, как крыса с писком исчезла в норе. Он хотел приподняться, но сильная боль в левом боку заставила его ойкнуть.

      «Кто же меня так сильно ударил?», – подумал он, стараясь восстановить последние события.

      Тарасов с трудом приподнялся на локтях и осмотрел камеру. Она была небольшой: метра четыре в длину и два с половиной в ширину.

      «Может, стоило представиться этому майору? Тогда я, наверняка, сейчас лежал бы в чистой палате госпиталя и пил горячий чай».

      Эта мысль невольно развеселила его: он представил себе, как вытянулось бы от удивления лицо майора от его рассказа.

      «Нет, я никому не должен говорить о своем задании. А вдруг это немцы? Ведь не зря же Проценко предупредил меня о провокации. Прежде чем раскрыться, нужно узнать, где я нахожусь».

      За металлической дверью раздались гулкие шаги надзирателя, которые затихли около двери его камеры. Глазок открылся, и в отверстии сверкнул глаз охранника. Неожиданно с улицы донеслась немецкая речь.

      «Откуда здесь немцы? – промелькнуло у Тарасова в голове. – Если нас выбрасывали далеко за линией фронта, то немцев тут быть не должно».

      От этой мысли ему стало не по себе.

      «Выходит, это все игра, и меня проверяют, сдамся я или нет, но почему именно меня? Если это так, то мне не только нужно включиться в эту игру, устроенную немцами, но и сыграть в ней одну из главных ролей».

      Металлическая дверь со скрипом открылась, и в камеру вошел все тот же красноармеец, который поставил перед ним металлическую миску с едой.

      – Слушай, земляк, – обратился к нему Александр, – меня действительно расстреляют без суда и следствия или передадут в военный трибунал?

      Боец растерянно посмотрел на Александра: он явно не знал, что ответить.

      – Скажи, а до города далеко? У меня там живет сестра. А то расстреляют, и никто не узнает, где могилка моя, – закончил он словами известной тогда песни.

      – До какого города? – переспросил его боец. – Если до Смоленска, то не так далеко.

      «Выходит нас выбросили не под Ярославлем, как говорил мне Хейг, а под Смоленском. Значит, я прав, это – игра».

      – Слушай, брат, ты передай своему майору, что я готов рассказать все, что знаю. Пусть он меня вызовет на допрос.

      – Хорошо. Передам, – произнес боец и направился к двери.

      Через мгновение она закрылась, и в камере повисла мертвая тишина.

      ***

      Ждать пришлось довольно долго. Серый свет, который был за окном камеры, исчез. Тарасов вытянул руку и вдруг почувствовал, что коснулся чего-то живого. В ту же секунду он ощутил сильную боль в ладони. По всей вероятности, он в темноте задел крысу, и та укусила его. Громко выругавшись матом, Александр оторвал полу от нательной рубашки и стал перевязывать укушенную ладонь.

      «А вдруг она бешеная?» – почему-то подумал он, вспомнив соседа, который скончался от бешенства после укуса лисы.

      От этой мысли ему стало не по себе, и он еще сильнее стянул рану куском ткани,