Конец Пиона. Александр Леонидович Аввакумов

бросал взгляд на корчившегося от боли мужчину, на низком покатом лбу которого блестели капельки пота. Тем временем на перроне послышалась команда, и вдоль вагона побежали немецкие солдаты. Дверь с лязгом закрылась, и в теплушке снова стало темно. Вскоре состав дернулся и стал набирать скорость.

      Дорога от Полтавы до Борисова заняла около трех суток. Состав с прицепленной к нему теплушкой иногда останавливался среди поля и стоял часами, пропуская идущие из Германии поезда с техникой, а с востока – то, что оставалось от той техники, которая столкнулась с частями Красной Армии. От вида разбитой техники на душе у Тарасова становилось веселее.

      «Значит, лупят вас наши солдатики, – думал он. – Выходит, научилась наша армия бить вас».

      Февральским утром состав прибыл в Борисов, где его загнали в дальний тупик. Прошло часа три, прежде чем военнопленные услышали шум подъезжавшей грузовой машины. Раздалась команда, и дверь вагона открылась. Над Борисовым висело серое свинцовое небо, которое периодически изрыгало из себя, то белый пушистый снег, то дождь.

      Машину подогнали прямо к дверям вагона, и под охраной немецких солдат началась выгрузка. Александр не спешил выходить из теплушки, так как, судя по габаритам грузовика, разместить их всех в одной машине было невозможно. Так оно и получилось. Машина с полным фургоном тронулась, а остальные военнопленные остались на перроне ждать другой автомобиль. К Тарасову подошел Проскурин и встал рядом.

      – Что теперь скажешь, Миша? – поинтересовался у него Александр. – Я не ожидал увидеть тебя среди курсантов. Выходит, и ты променял свои идеалы на эту собачью жизнь?

      Проскурин хотел что-то ответить, но прозвучавшая команда не дала ему этого сделать. Они быстро построились в небольшую колонну и двинулись вперед. Миновав окраину города, направились в сторону синеющего вдалеке леса.

      Проскурин снова пристроился рядом с Тарасовым. Он явно хотел о чем-то переговорить, но, по всей видимости, не решался. Вскоре они поравнялись с опушкой леса. Только сейчас они заметили, что вся территория этого небольшого лесного массива огорожена колючей проволокой. Кругом висели таблички, предупреждающие о том, что это запретная зона и вход в нее запрещен: за нарушение приказа – смерть.

      «Похоже, пришли», – подумал Тарасов, проходя через открытые ворота на территорию разведшколы.

      – Стой! – скомандовал унтер-офицер, и колонна остановилась.

      К ним подошел немецкий офицер и на русском языке приказал построиться в одну шеренгу. Когда они выполнили команду, он, молча, обошел строй. Неожиданно он подошел к Тарасову, внимательно посмотрел в глаза, а затем ткнул в его грудь стеком.

      – Фамилия? – спросил он.

      – Тарасов, – выпалил Александр на одном дыхании, вспоминая инструктаж Проценко.

      – В каких частях служили до плена? – поинтересовался офицер.

      – В пехоте, господин офицер.

      – Хорошо. Водить автомашину можете? – продолжил спрашивать его немец.

      – Нет, господин офицер.

      Вскоре