Ягодные Земли. Владимир Витальевич Тренин

этот выбор коренным образом поменяет не только его жизнь. Через боль и страдания, любовь и ненависть, пройдет десяток людей. И жизнь уже не будет прежней в селе, где он будет работать учителем.

      2

      Государственные экзамены позади и диплом защищен на «отлично». Документы отправлены в районный отдел, и радостные чиновники Министерства образования поставили галочку в отчете.

      Лето, давно перевалило за экватор, заступил на смену август, билеты куплены, рюкзак собран. И ничего не хочется.

      Кирилл лежал на диване, изучал неизменную прореху в потолке, которая сопровождала его в счастье и в горести, так можно изучать всю жизнь линии на своей ладони, вроде ничего не меняется, но под настроение очень увлекательное зрелище.

      На эту же трещину в бетоне смотрела Виктория, когда у них случился первый раз. Он неловко ерзал, потом затих и пытался найти ее взгляд. Вика спокойно покосилась на него прозрачными глазами, потом немного подождала и спросила:

      – Где ванная?

      От нахлынувших воспоминаний стало тошно. Кирилл вздохнул, взгляд перешел с потолка на плакат с Сильвестром Сталлоне в роли Джона Рэмбо.

      Позвонил телефон, он встал, прошёл в прихожую, взял трубку:

      – Алло.

      – Полкило ряпухи не желаете? – спросили на том конце провода.

      – Пожалуй, возьму килограмм!

      – Может, пойдем, прогуляемся? – это был его друг Петр Казаков.

      – Пойдем.

      Они встретились на остановке, сели в потрёпанный грязно-жёлтый «ЛиАЗик» и доехали до набережной. В ларьке купили по паре склянок четвёртого номера, разместились на гранитных блоках. Много шутили, но с каким-то тоскливым оттенком, гораздо темнее, чем выпитое ими пиво. Время бежало, уронила чёрный занавес, августовская ночь, молодежи вокруг стало еще больше, чем днем. Тёплый воздух заполнился пьяными визгами.

      – Пойдём куда-нибудь, где потише, да возьмём, что-нибудь покрепче, – предложил Кирилл.

      – Пойдём.

      В ларьке за железнодорожным вокзалом, пошарив по карманам, наскребли на две бутылки «Стрелецкой» горькой настойки, полкило колбасы, хлеб и пластиковые стаканчики.

      Зашли в ближайший подъезд хрущёвки, поднялись и решили остановиться в пролёте между четвёртым и пятым этажом. На ступеньках разложили снедь, полюбовались натюрмортом: приглушенный свет, мятая коричневая упаковочная бумага, колбасный круг, полбуханки хлеба, бутылки из тёмного стекла.

      – Фальк бы оценил, – заметил наш герой, обучавшийся некоторое время в художественной школе.

      Выпили. Потом еще по одной.

      – Слушай, еще толком нигде не работали, горя не видели, а пьём уже как видавшие жизнь бродяги – в подъезде, – отламывая хлеб, сказал Кирилл.

      – Да, уж, – согласился Петя и глотнул из стаканчика.

      Сидели рядом на ступеньках и молча заливали горькую. Накатило какое-то грустное опьянение.

      – Представляешь, возможно, мы с тобой больше никогда и не посидим так, не выпьем, а может, и не встретимся, – сказал Петр, и ткнулся головой товарищу в плечо. – Ты уедешь в свою деревню, я