Мёд жизни. Лидия Сычева

знаешь, сколько женщин признавались мне в любви?! Я ни одну из них даже не помню. А с тобой я всё время в мыслях…

      «Как же я пойду на работу?» Заплаканные глаза, набухшие веки. В подземном переходе она нашла ларёк с оптикой, но тёмных очков от солнца почти не было – не сезон. Она выбрала с широкими стёклами, чтобы максимально закрывали лицо. Очки были не по размеру, сдавливали голову. Она поразилась, каким тёмным стал мир (день и так был пасмурный, без солнца). «Мир без Вани, наверное, будет для меня только таким».

      Она зашла в храм в неурочный час. В огромном пространстве бродили неприкаянные фигуры. Она купила свечей и попыталась найти «знакомых» святых, но слёзы так лились из глаз, что она почти ничего не видела.

      – А вы поставьте свечу к этой иконе – 12 святых целителей – и половина ваших бед уйдет.

      (Наверное, это был ангел-хранитель в образе сердобольной, интеллигентной женщины.)

      Она поставила свечу, и её пронзила такая боль, что она невольно вскрикнула и разрыдалась. О чем она молилась? Не о себе. О нём. Пусть ему будет легче!

      (И эта же амплитуда – между силой воли и чуткостью, ранимостью – только много больше – была в нём.)

      Сердце её плавилось как воск, плакало свечою в высоченном, величественном храме, где она была так мала.

      Как знать, может быть, они последние настоящие влюблённые на всей Земле? Может быть, на них-то и держится весь мир?

      Циммер куражился. Самовыражался, самовозбуждался, лил потоки словесной патоки, расцветал, вдохновляясь собственной демагогией. А то вдруг приходил в себя и говорил вполне трезвые вещи, но тут режиссёр Игорь, пытаясь «завязать диалог», простодушно высказывал дельные предложения, и тогда грязевой поток открывался у Циммера с новой силой.

      «Пропади ты пропадом», – с отчаянием думала Женя, украдкой поглядывая на часы.

      Она вспоминала, что в тот самый день, когда с Ваней случилась беда, они не смогли встретиться – Циммер вызвал съемочную группу на внеплановое совещание и три часа, не замолкая, нёс полную ахинею, глумился над ними. Зато встречаясь с руководством, их начальник истекал подобострастием, волшебно преображаясь в саму любезность.

      Работа – продюсер на телевидении – ей очень нравилась. Найти её было большой удачей.

      – Зачем мы всё это слушаем? – вскинулся Игорь.

      Женя апатично пожала плечами.

      – Терпеть ваши оскорбления мы больше не намерены. Вы абсолютно непрофессиональный человек. Мы увольняемся.

      Она внутренне ахнула: рафинированный атеист сделал то, на что она, наверное, никогда бы не решилась! Унижение так и длилось бы, высасывая из неё силы, делая её недостойной Вани.

      – Да пожалуйста! – истерически вскричал Циммер. – Скатертью дорожка. Видали мы таких!

      Она потеряла престижную работу с хорошей зарплатой, и с какой радостью!..

      Дома она сказала сыну, что уволилась. Костя кивнул. Он, такой чуткий и ревнивый, ничего не спрашивал: где она бывает, уходя с утра и возвращаясь ночью, почему так похудела и почему у неё тревожные, исплаканные глаза.

      Женя