Книга о странных вещах. Сергей Синякин

садился на скамейку, любовно сделанную родственниками усопшей, долго собирался с духом, потом поднимал глаза и начинал читать надпись, выбитую на камне, хотя в том не было ни малейшей нужды.

      Он знал все выбитое на камне наизусть.

      И глаза ему были хорошо знакомы. Десять лет было ей тогда, этой девочке. Десять лет. И он опять ощутил неловкость, сквозь которую пробивалось желание все повторить еще раз – страшное и пагубное желание, оно разъедало душу и заставляло отца Николая краснеть и креститься.

      Ирочка Соколова. И он – двадцатилетний оболтус, не признававший ни Бога, ни родителей, севший на иглу, а потому одуревший от желания словить кайф, без которого уже чувствовал себя чужим на земле.

      Он вновь, словно и не прошло двадцати лет, проведенных в неволе, увидел живые испуганные глаза девочки, когда он забрался в чужую квартиру в надежде найти деньги на дурь, ощутил пальцами твердую упругую плоть, скользящую под шелковым платьем, и замер, испуганный тем, что вновь посетило его. За тот грех двадцатилетней давности он уже был наказан утратой живой полноценной жизни, прошел адские муки и унижения, через которые только может пройти насильник и убийца. Бог сделал это для того, чтобы он пришел к Нему.

      Тогда, в зоне, он поклялся, что никогда больше не нарушит заповеди Господа, поверил, что путь, которым ему назначено было идти, оказался ошибочным. И выбрал служение Господу!

      И вот теперь, когда плоть под влиянием постов и веры начала умирать, искушение вновь попробовало его душу на излом.

      Он встал, вытирая о рясу вспотевшие пальцы, перекрестился, кланяясь белоснежному, вымытому недавним дождем надгробию, и пошел прочь, спиною чувствуя внимательный недетский взгляд.

      В эту ночь он не пошел домой. Вернее, он вышел из церкви, отправляясь в сторону автобусной остановки, но тут как на грех впереди него оказалась вертлявая девчонка лет двенадцати в обтягивающей футболке и в короткой юбке. Некоторое время отец Николай шел следом за ней, косо разглядывая загорелые мускулистые ляжечки, мелькающие под юбкой. Демон сладострастия овладевал им, шептал в ухо непристойности, обещая содействие. Отец Николай огляделся, увидел, что улица пустынна, и понял, что ему надо вернуться.

      В церкви он долго стоял на коленях у иконы спасителя Михаила, истово отбивал поклоны и крестился, пока не онемели сложенные в щепоть пальцы.

      Встал, прислушался к себе и понял, что отпустило.

      Ближе к полуночи, выпив для храбрости, священник вновь пошел знакомым ему путем.

      По дороге ему встретился кладбищенский сторож, который поначалу вроде бы даже испугался, дернулся в сторону, потом всмотрелся и узнал в подходящей темной фигуре отца Николая.

      – Тоже не спится, батюшка! – сочувственно сказал он.

      У кладбищенского сторожа было бледное щетинистое лицо и бутылочного цвета прозрачные глаза. В руках у сторожа была недопитая бутылка портвейна и несколько печений, прихваченных с чьей-то недавней