Правило игры. Татьяна Авлошенко

там гораздо больнее…»

      – Это жестоко… Но я рада, что ты изменился хотя бы так… Иначе…

      – Иначе тебе казалось бы, что я морок, тень, подменыш. Что ты говоришь с духом, вылезшим из кургана. Или просто со своей памятью.

      – Как бы мне хотелось, чтобы ты был прав…

      Беркана уткнулась лбом в плечо Вольги. Не плачь, березка. Не плачь, великая императрица.

      – Прости, – сказала Беркана, отстраняясь. – Прости. Дурь в голову ударила.

      Гордо вздернутый подбородок повелительницы Империи.

      – Мне пора идти.

      Вольга спускался с обрыва на шаг впереди, Беркана опиралась на его руку. Оглянуться и увидеть прежнюю дочь Ольгейра…

      – Вольга, – голос тих и ровен. – Вольга, что с нами будет дальше?

      – Не знаю. Смолены верят, что предрекать будущее способны только женщины.

      – Это мудро. Ведь мы живем не только собственной жизнью. Каждая мать глядит вперед, на дорогу своего ребенка. Почему бы не посмотреть на чью-нибудь еще?

      Встали плечом к плечу, взгляды – за окоем.

      – Мы встретимся снова, Вольга. В день и час, когда уже ничего нельзя будет изменить, мы встретимся снова.

      Великая императрица умирала. Годы не смогли обезобразить ее лицо, только наложили печать мудрого величия, но болезнь победила эту сильную женщину. Победила, но не сломила. Даже в последние дни свои, лишенная речи и возможности ходить Бертильда Ольгейрдоттир была спокойна, горда и величественна. Люди, входящие в покои императрицы, склонялись в поклоне не по традиции.

      Бертильда сидела в глубоком, специально для нее сотворенном придворными мастерами кресле. У ног ее на низенькой скамеечке примостилась принцесса Гризельда, старшая правнучка. Больше в комнате не было никого. Из окна башни, возле которого сидела императрица, были видны только ворота замка. Из того, что напротив, – море.

      – Хочешь, я передвину кресло? – спросила Гризельда.

      Бертильда слабо улыбнулась и покачала головой. Бледная рука, лежащая на подлокотнике, чуть шевельнулась. За время болезни прабабушки Гризельда научилась понимать ее без слов.

      – Что, бабушка? Сундучок? Дать тебе?

      Сундучок, очень простой, не украшенный даже резьбой, словно случайно попавший в покои императрицы из бедного нордрского дома, всегда стоял у изголовья кровати Бертильды. Детям не разрешалось ни заглядывать в него, ни вообще прикасаться. При жизни бабушка очень им дорожила…

      «Господи! При жизни! Неужели и я… поверила? Что бы ни говорил, скорбно разводя руками, придворный лекарь, о чем бы ни шептались в Дракенцане, это не может случиться с бабушкой! С бабушкой! Такой красивой, веселой, умной! С той, кто шила из лоскутков забавных кукол, с кем разговаривали ночи напролет, которая пела долгие и странные песни, принесенные с родного острова Окаян. С бабушкой, одинаково уверенно чувствовавшей себя в седле, на палубе корабля, на балу и на императорском троне, легко