Перевал оставшихся дома. Ольга Неподоба

дательской системе Ridero

      Тем, кто рядом в пути

      1998 год. Вечер. В тесной комнате толпа, неразбериха, сумбурные перепалки, огромные рюкзаки, горы продуктов и снаряжения.

      Не хватает объемов – в комнатах, в мешках, в мыслях.

      Не хватает объемов воображения, чтоб охватить все то, что ждет нас впереди.

      А в три часа ночи старт.

      Мгновенное затишье…

      Крохотный уголок одиночества. Перед глазами пробегает время и тянет за собой вереницу людей, событий, побед и пощечин…

      Остро хочется одного – чтобы все вернулись домой.

      Все те, кто был, есть и будет – РЯДОМ В ПУТИ.

      Рядом. И в горах и в «цивильной» житухе. На ледяных стенах и в шумных застольях, в долгих ночных беседах и в коротких болезненных встречах.

      В каждой строке – частичка вашего огня.

      1998 год. Северные склоны Эльбруса. Позади – вершина по северному пути. Базовый лагерь. Высота 4800. Разорвало все палатки. Двенадцать человек в тесной пещере. Вторые сутки…

      И невольно твердишь про себя строки :

      Пока мы полны разрушительной силой экстаза,

             В отсутствии чувства вины —

      Никто из нас не будет наказан,

             И все доживут до весны —

                    длинной, как первая ночь.

      Мы смоем с кожи блудливый грим

             и встанем на новую твердь.

      Никто из нас не вернется таким,

             каким нас запомнила Смерть!

1998

      ТРИСТАН И ИЗОЛЬДА. БРАЧНАЯ НОЧЬ ПОД НАРКОЗОМ

      Я буду часто менять города и прописки,

      В транзитных сердцах пораженных коррозией.

      Я буду знать, что ты очень близкая —

      Скрипишь по арктической шапке полозьями.

      В ночь привокзальную улицам слякотным

      Выпадет снег, подгулявшим десантником,

      На лаковой плоскости легкая вмятина,

      След от локтей твоих, или… романтика.

      Изольда, мне пора, а я…

              А я – не в силах.

      А ты сегодня занята,

              а завтра может с рук сойдет,

      И, кстати, дел невпроворот —

              такая блажь.

      А где здесь плата за ночлег,

              а где влияние светил…

      Холодный лестничный пролет,

      И бред, оплаченный вперед.

      Изольда, этот дом не наш!

      И ночь застирана до дыр…

      Молчанья рвущийся пунктир —

      Блиндаж с проигранной войны…

      И в подтверждении вины,

      Стоит, волнуясь, у стены —

      Чужая девочка с лицом, похожим на твое…

      Я помню тебя…

              Отражением пламени в черной воде,

      Неумелым твореньем мечты моей.

              Господи, где?

      Бесплатное небо для каждого ждущего,

      Звезды в упрек покосились опасливо.

      Все, что нам было за это отпущено —

      Мы были счастливы, Изольда.

              Мы были счастливы!

      Но угловатая детская пластика

      Прячет незримое чье-то присутствие,

      Глаз твоих распятия пугают, как свастика,

      Каждое слово звучит, как напутствие —

      В суетный склеп для слепых и доступных,

      Савана вечности ржавые клочья,

      Где отречённо, смешно и преступно,

      Мы были истерикой прожитой ночи.

      Знаешь, я тоже могу неопрятными

      Прядями истин трясти пред могущими,

      И на щеках нездоровыми пятнами,

      Маскировать свою скромность гнетущую

      Господи, как ты внимательно слушаешь,

      Легкая холодность наспех наброшена,

      Завтра просплюсь и, наверное, струшу я,

      Завтра я так не смогу… по – хорошему!

      Брось, это просто бессилие плачется.

      Боли тебе без меня причитается,

      Я буду верным для всех, кто останется,

      Это побег. А слова… не считаются!

1997 г.

      ЗАПАСНОЙ ГЛАДИАТОР ИЛИ ДРОЖЬ В РУКАХ

      В моих глазах блудят чужие сны

      И за хребтом – хребет и снегу – по колено…

      И до победы – две весны, а до тебя…

      А до тебя еще четыре Карфагена.

      Она выбирает черный цвет,

      Из гаммы разных цветов.

      А то,